К счастью для меня, им занялись товарищи… Что же ты за коммунист, если у тебя такой сын?»
— Пожалуй, он прав, — задумчиво, с ноткой виновности сказал генерал, — солдат воспитываю, офицеров воспитываю, а на собственного сына, выходит, времени не хватило… Да, но только тон-то у него какой дерзкий! Не мог о том же вежливей написать!..
— Ну и взгрею ж я его! — оскорбленно добавил он, но спохватился и озабоченно спросил: — Как же теперь дело повести?
— Я думаю, — немного помолчав, посоветовал Боканов, — говорить с ним обо всем этом надо немногословно и просто: «Как коммунист, требую от тебя поступить по-комсомольски»… И научить как… Прошу вас, как отца, Тимофей Тимофеевич, не баловать его… ну, хотя бы теми сравнительно крупными денежными переводами, что вы присылаете ему довольно часто.
Сергей Павлович остановился, подумал: «Лекцию целую прочитал. Неудобно как-то получается… ведь генерал…» Но решил сказать еще об одном:
— Геннадий должен закончить училище с медалью, для этого ему сейчас следует работать с огромным напряжением, он же привык все брать слету.
— Верно! — сокрушенно согласился отец и, стараясь смягчить обвинение, пояснил: — Он рано в школу пошел, память великолепная, всегда его хвалили… и, пожалуй, захвалили.
— Вот, вот… Я прошу вас внушить ему, так сказать, по родительской линии, что успех принесут: система в работе и настойчивость…
ГЛАВА XVII
БЕСЕДА ВОЮЕТ
После шестого урока весь офицерский состав училища и выпускники с оркестром отправились на вокзал, чтобы проводить ученье — «посадка в эшелон». Под призывные звуки горна воспитанники в считанные секунды прыгали с карабинами в руках в вагоны, по сходням вводили туда лошадей, вкатывали на открытые платформы повозки. Действовали быстро, точно, любо было глядеть на их дружную работу без крика и суеты, сильные движения, слитность и слаженность энергичного коллектива.
Семен и Андрей, в синих рабочих комбинезонах (они до этого носили рельсы), руководили погрузкой конского состава. Снопков тащил за узду небольшого, обычно смирного конька Азимут. Испуганный скоплением людей, необычностью обстановки Азимут крутился, пятился, никак не хотел вступать на сходни. Так они стояли несколько секунд друг против друга — разъяренный, тянувший коня, Павлик и пугливо упирающийся «строптивый» пассажир.
— Отведите его в сторону, — посоветовал Боканов, — пусть успокоится.
— Нет, я заставлю идти! — свирепо зашипел Павлик и неожиданно вспомнил прием — закрутку. Их как-то научил этому приему преподаватель верховой езды капитан Зинченко. Снопков быстро перекрутил ремешком верхнюю губу коня и тот, вдруг смирившись, покорно пошел в вагон.
Немного усталые, но удовлетворенные, возвращались в училище, сопровождаемые ватагой ребятишек. Воспитанникам дали час отдохнуть, а офицеры — кто ушел домой — пообедать, кто в роту.
Боканов и Беседа сели на скамейку во дворе, около метеорологической станций, сооруженной юными географами. Офицеры дней десять не имели возможности поговорить вот так, не спеша, наедине и соскучились друг по другу. Уже года два как между ними установилась та крепкая, душевная дружба, которая украшает жизнь, делая людей обладателями самого большого богатства на свете.
— Воюешь, Алексей Николаевич? — ласково посмотрел на товарища Боканов.
— Воюю, друже, — ответил Беседа и, достав свою, похожую на бочонок, трубочку, стал набивать ее табаком.
— Понимаешь, Сергей Павлович, плохо еще воспитаны наши сынки. |