Справа в кустах кто-то кричал «Ура!»

Все всполошились, схватились за оружие: не «противник» ли вздумал захватить врасплох отдыхающих? Нет, это сквозь тучи прорвались слабые лучи солнца, и Садовский, увидевший их, закричал:

— Солнцу — ура-а!

На него даже не рассердились, действительно увидеть здесь солнце — событие немаловажное. Двинулись дальше.

К вечеру, выслав вперед дозоры, майор Демин приказал командирам взводов организовать в лесу ночевку.

— Можно разводить костры, — разрешил он.

И вот у каждого взвода загорелся костер, затрещали иглы хвои и березовая кора, пахнуло теплом.

— И сыр-бор загорелся! — поворачиваясь перед огнем то одним, то другим боком так, что пар валил от его шинели, говорил Павлик.

Володя лежал лицом вверх, с открытыми глазами. Рядом с ним, согревая своим телом, прикорнул Садовский. Володя устал, но спать ему почему-то не хотелось.

«Сколько еще в жизни будет походов и ночевок под открытым небом», — думал он.

Садовский пошевелился и, что-то пробормотав во сне, еще плотнее привалился к Володе.

«Что мне мешает сейчас идти вперед, стать со временем образцовым офицером, коммунистом? — продолжал размышлять Володя. — Вероятно, вспыльчивость, нетерпеливость, резкость. Ну, какой я сейчас воспитатель? Крикун-одиночка… Конечно, не надо давать в обиду свое самолюбие, но и не быть мелочно-самолюбивым, не идти на поводу у самолюбия».

Менялось охранение, перекликались часовые, с негромким хрустом ломали ветки дежурные у костра. Где-то далеко взвилась и погасла ракета, раздались выстрелы: один, другой, потом пулеметная очередь.

Володя закрыл глаза и уснул.

В полночь рота была поднята, чтобы занять исходные позиции. Начали рыть окопы. В землю вгрызались ожесточенно, все глубже, словно состязались в этом.

Старшина Булатов подошел к Пашкову. Геннадий стоял по грудь в окопе.

— Хорошо работаете, не то, что за «Плоской», — заметил Булатов.

— Там опасность фанерная была, силы экономил, — неудачно сострил Пашков и, сам почувствовав это, извиняющимся тоном сказал: — Труда, товарищ старшина, никто не боится!

Пулеметчики расположились в окопе. Анатолий Копанев чуткими пальцами проверял оружие — все ли в порядке? Как назло что-то «заело».

К нему подполз Ковалев и, узнав о неисправности, показал, как ее удалить.

— Вот олух царя небесного, — обругал себя Анатолий, — мог бы и сам догадаться!

— Ничего, теперь все будет в порядке, — подбодрил его Ковалев и пополз дальше.

Садовский, напряженно всматривавшийся в темноту, вдруг с криком: «Противник!» — выскочил из окопа и бросился вперед.

Послышался какой-то шум, словно боролись два человека, и затем появился Олег, чуть ли не волоком таща упиравшегося курсанта.

Как выяснилось, это был заблудившийся радист «неприятельского» батальона.

На допросе радист хитрил, отмалчивался, путал, но все же проговорился, что впереди есть ров с водой, не преодолимый для танков. Это значительно осложняло дело. Осматривая захваченную вместе с пленным радиостанцию, майор Демин заметил число 42 и, настроившись на эту волну, вдруг услышал знакомый голос командира «синих»: — «Почему молчит?»

Лукавая улыбка пробежала по губам Демина.

— Василь Палч, — сказал он, — твой радист заблудился, пришел ко мне чай пить. Это Демин говорит. Будь здоров!

Однако надо было позаботиться о переправах. Майор Демин отдал приказания командирам взводов. Они разыскали мост для переправы танков и минометчиков, а для пехоты курсанты соорудили из поплавков мостки через ров.