…Володя поднялся по крутой лестнице студенческого общежития и попросил вахтера — пожилую женщину в бурках и стеганке — вызвать Галину Богачеву из двадцать восьмой комнаты.

— Да вы сами пройдите, — радушно предложила женщина, уже раньше приметившая этого высокого вежливого курсанта.

Разговор услышала пробегавшая мимо подружка Гали — большеглазая Катюша Круглова, и когда Ковалев подходил к двадцать восьмой комнате, за ее дверью поднялся переполох, визг. На пороге появилась Галинка и, прикрыв дверь, давая успокоиться начавшейся там суматохе, радостно протянула Володе руку:

— Здравствуй! Вот хорошо, что пришел!

На Галинке было шерстяное темное платье с небольшими кармашками и белоснежным кружевным воротничком, косы ее спускались на спину, и она выглядела школьницей. Может быть, именно потому, что Галинка была похожа на школьницу, Владимиру вспомнилось, как она дома сажала в ботик мохнатого щенка и он терпеливо выглядывал из своего убежища.

— Девчата, можно? — приоткрыла она дверь в комнату, но там опять поднялся шум:

— Нельзя!

— Минуточку!

— Займи разговором!

— Прибирают лишнее и красоту наводят, — смеясь, пояснила Галинка и вдруг, заметив его новехонькие погоны, воскликнула: — Тов-а-а-рищ сержант, поздравляю!

Наконец их впустили и, так как Володю здесь считали своим человеком, то немедленно начали ему рассказывать студенческие новости.

Говорили громко, все сразу, остря, перебивая друг друга, перескакивая с одной темы на другую.

— Тише, птичник! — прикрикнула на расшумевшихся девушек самая старшая из них — высокая, с правильными чертами лица и спокойными карими глазами под сросшимися бровями — Тамара Громова. Она училась на втором курсе исторического факультета, была отличницей, лучшей лыжницей института и среди студентов пользовалась большим авторитетом.

— Девчата, вы знаете, как по-чешски «любовь»? — неожиданно обратилась к своим подругам Катюша, и при этом глаза ее еще более округлились, а слегка стесанный носик приподнялся.

— Как?

— Откуда ты знаешь?

— Катенька начала изучать чешский язык именно с этого раздела…

— Не знаете? По-чешски «любовь» — «ласка»!

— Да ну?

— Подумать только!

— Красиво!

— Володя, ты теперь обращайся с Галинкой почтительнее — она у нас староста группы!

— Да ну, бросьте! — смутилась Галинка.

— Нет, почему же, земляк должен знать, с кем имеет дело!

Володя и Галинка решили пойти погулять.

Галинка уложила косы, надела пальто, и они вышли на улицу. Было около трех часов дня.

Много успели открыть Галинка и Володя в этом чудесном городе. И чем больше узнавали его, тем дороже и ближе он им становился. Они уже знали дома, где жили Герцен, Грибоедов, им дороги стали и «Аврора» на вечном причале, и липы, высаженные по набережной, и строптивые кони, рвущие удила, на Аничковом мосту, и все то, к чему так привыкли ленинградцы, и что пленяет воображение людей, приезжающих сюда издалека.

Это совместное «открытие города» еще более сближало их. Часами ходили они по старому кладбищу Невской лавры. Добро и мудро глядел на них, словно выйдя из камня, высокий Стасов в длинной подпоясанной рубахе и сапогах. Застыла, отведя назад мраморную руку, тоненькая, печальная Комиссаржевская. Низко склонились плакучие ивы в боткинской беседке.

Город был полон сюрпризов. Затаив дыхание, стояли они перед картинами в Русском музее, неожиданно обнаруживали в Академии художеств «Южный пейзаж» Васнецова и восторгались синевой гор, бирюзой моря, кудрявой зеленью склонов.