Изменить размер шрифта - +
Она сунула руку в задний карман джинсов и вытащила маленькую черно-белую фотографию; фото шлепнулось на стол, как козырная карта. Вискас и Аспирин одновременно над ней склонились. На когда-то глянцевой, а теперь потертой и поцарапанной карточке обнимались мужчина и женщина. Лицо женщины виделось четко, она была брюнетка лет двадцати, не красавица, но очень веселая. Лицо мужчины получилось смазанным — видно, он поворачивал голову в момент съемки. За спинами влюбленных пенилось барашками море.

— Это он, — сказала девочка и слизнула самую крупную слезу, докатившуюся уже до губ.

— Да тут же невозможно разобрать, кто это! — выкрикнул Аспирин. — И потом… — добавил он тоном ниже, — мало ли кто с кем когда обнимался… Это же не доказательство!

Вискас смотрел на фотографию. Свинцовые глаза не выражали ничего.

— Чего тебе от меня надо? — Аспирин отступил к окну. — Денег… сколько тебе надо, чтобы ты ушла?

— Ни копейки, — сказала девочка твердо.

— Леха, — Вискас поднялся со стула. — Можно тебя на минуточку?

Аспирин пошел за ним в прихожую.

— Какого хрена? — устало поинтересовался Вискас.

— Она врет, — прошептал Аспирин. — Я клянусь тебе. Не было никакой Любы из Первомайска.

— Можно подумать, ты всех их помнишь, — пробормотал Вискас. — Как она оказалась у тебя в квартире?

— Я привел…

— Ах, привел, ну так и уводи, — бросил Вискас через плечо и взялся за дверную ручку. — Сам решай свои семейные проблемы. Привет.

Дверь захлопнулась.

В кухне серебристо прозвонил колокольчик — «ля», как справедливо заметила девочка.

Аспирин поплелся в комнату. Лег на диван и закинул ногу на ногу.

Как с ним могла приключиться эта идиотская история?

Мама всегда говорила: характер — это судьба. Стоит один раз, только один раз проявить слабость, и в образовавшуюся щель потоком врываются несчастья. Аспирин даже нищим старушкам на улице никогда не подавал — навсегда исключил их из своего поля зрения. Аспирин спокойно съедал свой пляжный шашлык на глазах у шатающегося по берегу пацана-попрошайки. Как могло случиться, что он притащил в дом, в свой дом-крепость, куда не ступала нога постороннего, — приволок чужого ребенка?

Наглого. Невоспитанного. Прожорливого. Грязного. Ну ладно, пусть чистого — но это временно…

Аспирин полежал немного и поднялся. Болезнь надо лечить, пока она свежая, как бы неприятно это ни было. Проблему надо решать, не затягивая. И он, Алексей Игоревич Гримальский, вполне способен о себе позаботиться.

Он вошел на кухню. Девочка сидела, баюкала медведя, смотрела в окно. Фотография по-прежнему лежала на столе. Присмотревшись, Аспирин понял, что смазанный молодой человек на снимке не имеет с ним ничего общего — знакомые черты, проступившие на фото под взглядом Вискаса, были наваждением, самовнушением или — кто знает? — уверенный голос этой маленькой ведьмы внушил Аспирину ложное чувство вины…

— Зря ты так переживаешь, — сказала девочка, по-прежнему глядя в окно.

— Пошли, — Аспирин взял ее за локоть. Маленькая тонкая рука, теплая, безволосая, чуть напряглась под его пальцами.

— Я останусь, — она повернула голову, но вставать не спешила. — Есть такой закон. Под чьей крышей проведешь первую ночь — того потом приходится держаться. Мы теперь связаны. И ни тебе, ни мне не порвать эту связь.

— Посмотрим…

Он дернул ее за руку, намереваясь оторвать от стула и отбуксировать в прихожую.

Быстрый переход