— Мне не по душе, как вы говорите о моем брате Валентине, — сказала она.

Удивленный Ньюмен возразил, что всегда отзывается о нем только по-доброму.

— Слишком по-доброму, — ответила мадам де Сентре. — Эта доброта ничего не стоит, с такой добротой относятся к детям. Вы его словно не уважаете.

— Не уважаю? Да нет, думается, как раз наоборот.

— Думается? Вы не уверены? Вот уже свидетельство неуважения.

— А вы его уважаете? — спросил Ньюмен. — Если вы уважаете, то и я тоже.

— Когда любишь человека, на такой вопрос отвечать незачем, — ответила мадам де Сентре.

— Так и спрашивать незачем. Я очень люблю вашего брата.

— Он вас забавляет. Вы не согласились бы походить на него.

— Я ни на кого не хочу походить. Хватит с меня и того, что надо походить на самого себя.

— Что вы имеете в виду? — удивилась мадам де Сентре.

— Ну, поступать так, как от тебя ожидают. Выполнять свой долг.

— О, к этому стремятся только очень хорошие люди.

— Хороших людей много, — сказал Ньюмен. — По мне, так Валентин прекрасный человек.

Мадам де Сентре немного помолчала.

— А по-моему, не совсем, — сказала она наконец. — Я бы хотела, чтобы он чем-нибудь занялся.

— Что он умеет делать? — спросил Ньюмен.

— Ничего. Хотя и очень умен.

— И счастлив, ничего не делая, что свидетельствует о его уме! — воскликнул Ньюмен.

— По правде говоря, я не верю, что Валентин счастлив. Он умен, благороден, смел, но где ему проявить все эти качества? Почему-то его жизнь мне представляется грустной, а иногда меня даже мучают тревожные предчувствия. Не знаю почему, но я боюсь, его ждет большая беда, может быть, даже печальный конец.

— Ну так предоставьте вашего брата мне, — благодушно отозвался Ньюмен. — Я буду его оберегать и не допущу ничего плохого.

Как-то раз обычная вечерняя беседа в салоне мадам де Беллегард едва теплилась. Маркиз молча вышагивал по комнате, словно часовой, охраняющий богатую неприступную цитадель, старшая маркиза сидела, вперив взгляд в огонь, младшая усердно вышивала длинную дорожку. У мадам де Беллегард всегда бывало по вечерам несколько гостей, но сильная непогода, разыгравшаяся в тот вечер, вполне оправдывала отсутствие даже самых преданных завсегдатаев. В тишине, царившей в гостиной, явственно слышалось, как воет ветер и барабанит по оконным стеклам дождь. Неподвижно сидевший Ньюмен не сводил глаз с часов, твердо решив, что уйдет с последним ударом одиннадцати, и ни минутой позже. Мадам де Сентре уже некоторое время стояла спиной к присутствующим, отодвинув закрывавший окно занавес, и, прижавшись лбом к стеклу, вглядывалась в залитую дождем темноту. Вдруг она обернулась к невестке:

— Бога ради, сядьте за рояль и сыграйте нам что-нибудь. — В ее голосе звучала не свойственная ей настойчивость.

Мадам де Беллегард подняла вышивание и показала на маленький белый цветок.

— Нет-нет, и не просите.