Довольно интересным оказался допрос художника Джона Фултона (John A. Fulton), проживавшего в Кембридже и выполнявшего для подсудимого заказ по оформлению некоего помещения. Не совсем понятно, что это было за помещение – в частном доме или в общественном здании, – но это даже и не очень важно. Во время выполнения работ проект был несколько упрощён, очевидно, с целью экономии средств, в результате многие остались недовольны результатом работы Фултона, что спровоцировало скандал. Современники, судя по всему, были хорошо осведомлены об этой истории, хотя нам сейчас сложно судить об истинной причине произошедшего и масштабе общественного негодования.

Как бы там ни было, во время перекрёстного допроса сторона обвинения припомнила эту историю, и свидетелю был задан ряд вопросов с подтекстом. Вопросы касались поведения профессора Уэбстера во время описанной выше неприятной истории и его объяснения с художником. Фултон, по-видимому, понял, к чему клонит обвинение, и ответы его оказались очень уклончивы. Он признал, что имел отношение к оформлению зала и изменению проекта, подтвердил факт своего разговора с профессором по поводу случившегося, но сообщил, что никакого гнева со стороны Джона Уэбстера не видел. По словам Фултона, обвиняемый лишь «выражал сожаление» из-за изменения первоначального плана оформления, но всё время оставался учтив и корректен.

Тут мы видим явный отзвук какой-то реальной конфликтной истории, которую разные рассказчики передавали по-разному, но никакого определённого вывода о случившемся сделать сейчас невозможно.

Утреннее заседание 28 марта – это был уже 9-й день процесса – открылось допросами очередных свидетелей защиты. Показания допрошенных полностью соответствовали тому, что говорили свидетели накануне – все они давали в целом позитивную характеристику Джону Уэбстеру, но допускали некоторые оговорки. Так, например, Натаниэль Боудич (Nathaniel I. Bowditch) после весьма высокопарных восхвалений незаурядных личных качеств подсудимого закончил свои показания тем, что назвал его «довольно раздражительным человеком». Под стать ему оказался некий Джон Хедж (J. D. Hedge), знавший профессора Уэбстера на протяжении четверти века. Дав высокую оценку характеру и поведению подсудимого, Хедж брякнул, что считал Уэбстера «человеком нервным и возбудимым» («nervous and excitable man»), хотя и «лишённым страсти» («not passionate»).

В общем, понимай, как хочешь…

Показания следующих 5 свидетелей – Каваны (James Kavanah), Эдвардса (Abram Edwards), Чандлера (Peleg W. Chandler), Ваймана (Morrill Wyman) и Спаркса (Pres. Sparks) – оказались во всём похожи на показания предшественников. Они ничего существенного для понимания дела не добавляли и лишь вызывали утомление однообразием смыслов и формулировок.

Однако когда на свидетельском месте оказался Честер Итон (Chas. O. Eaton), художник, выполнявший по поручению профессора Уэбстера наглядные пособия для лекций, настроение в судебном зале моментально изменилось. Итон оказался фактически первым свидетелем защиты, давшим дельные показания, которые можно было с толком использовать для оспаривания версии обвинения.

Итон рисовал различные плакаты и схемы, которые профессор Уэбстер демонстрировал слушателям во время лекций. Художник стал сотрудничать с подсудимым с января 1849 года, они довольно плотно общались, встречаясь порой по 4 раза в неделю.