Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую , а он меня не замечает, бла‑бла‑бла, ля‑ля‑ля. Господи, как это скучно . Студенты. И они этим живут. Печально это, да, Бэйтмен?
– Да, – говорю я. – Печально.
– Видишь, Бэйтмен со мной согласен, – самодовольно ухмыляется Прайс.
– Он не согласен. – Бумажной салфеткой Kleenex Эвелин вытирает то, что она только что намазала. – Тимоти, Патрик не циник. Он соседский мальчик, правда, милый?
– Неправда, – шепчу я себе под нос, – я злоебучий психопат.
– Но даже если и так, то что? – вздыхает Эвелин. – Она не самая умная девушка в мире.
– Ха, не самая умная! Тоже мне, открытие века! – кричит Прайс. ‑Сташ тоже не самый смышленый парень. Отличная пара. Они где познакомились, на «Любви с первого взгляда» ?
– Оставь их в покое , – говорит Эвелин. – У Сташа есть талант , и я уверена, что мы недооцениваем Вэнден.
– Эта девушка… – Прайс поворачивается ко мне. – Слушай, Бэйтмен, эта девушка… мне Эвелин рассказывала… она взяла в прокате «High Noon», потому что думала, что это фильм про людей, – он глотает слюну, – которые выращивают марихуану.
– Я тут подумал, – говорю я. – Мы ведь так и не выяснили, чем занимается Сташ… как я понимаю, у него есть фамилия, но не говори мне, Эвелин, я не хочу ее знать… так вот, мы так и не выяснили, чем он зарабатывает на жизнь?
– Во‑первых, он – человек хороший и очень порядочный, – бросается Эвелин на его защиту.
– И он попросил шербет с шоколадными чипсами , – насмешливо подвывает Прайс. – О чем тут вообще говорить?!
Не обращая внимания на его слова, Эвелин снимает сережки Tina Chow.
– Он – скульптор, – говорит она сухо.
– Чушь собачья, – отвечает Тимоти. – Я помню наш разговор в «Одеоне». – Он опять поворачивается ко мне. – Как раз тогда , когда он заказал тунца каппуччино , и я уверен, что если бы его не поправили, он заказал бы еще и лосося au lait , – так вот, он сказал мне тогда, что устраивает вечеринки, стало быть, он… не знаю, поправь меня, Эвелин, если я ошибаюсь… обслуга . Он – обслуга ! – Прайс буквально кричит. – А не ебаный скульптор!
– Да успокойся ты наконец, – говорит Эвелин, снова намазывая лицо кремом.
– Все равно, что сказать, что ты – поэтесса . – Тимоти пьян, и я уже жду‑не дождусь, когда он освободит помещение.
– Знаешь, – начинает Эвелин, – я, вообще‑то, когда‑то…
– Ты, блядь, у нас текстовой процессор! – Тима и вправду уже заносит. Он подходит к Эвелин и склоняется над ней, глядя на свое отражение в зеркале.
– Ты, кажется, потолстел, Тим? – задумчиво спрашивает Эвелин. Изучив отражение Тима в зеркале, она заключает: – Как‑то лицо у тебя… округлилось.
Тимоти, в отместку, нюхает шею Эвелин и спрашивает:
– Что это за восхитительное… благоухание?
– Obsession, – кокетливо улыбаясь, Эвелин мягко отталкивает Тимоти. – Obsession . Патрик, убери от меня своего приятеля .
– Нет, нет, подожди, – Тимоти громко втягивает носом воздух. – Это не Obsession. Это… это… – его лицо искажается в притворном ужасе. – Боже мой… это крем для искусственного загара Q. |