– Должен ли я удостоить этот вопрос ответом? – вздыхаю я.

– Милый, – глядя на мое отражение, она надувает губки. – Я  знаю, что ты не пришелец.

– Какая радость, – бормочу я себе под нос.

– Сташ в тот вечер был в «Одеоне», – продолжает Прайс и испытующе смотрит на меня. – В «Одеоне». Ты слушаешь, Бэйтмен?

– Нет, его не было , – говорит Эвелин.

– Нет, он был , только тогда его звали не Сташ. Его звали Подковка , или Магнит , или Лего  или еще как‑то, столь же  солидно, – усмехается Тим. – Не помню.

– Тимоти, о чем  ты? – устало спрашивает Эвелин. – Я тебя даже не слушаю. – Она протирает ваткой лоб.

– Нет, мы же были тогда в «Одеоне», – с некоторым усилием Прайс принимает сидячее положение. – Не спрашивай, почему, но я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино .

– Карпаччо , – поправляет Эвелин.

– Нет, Эвелин, любовь моя. Я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино , – говорит Прайс, разглядывая потолок.

– Он заказывал карпаччо , – не сдается она, протирая ваткой веки.

– Каппуччино , – настаивает Прайс. – Пока ты  его не поправила.

– Сегодня ты его даже не узнал, – говорит она.

– Да, но я его помню , – Прайс оборачивается ко мне. – Эвелин назвала его «добродушным культуристом». Так она мне его и представила. Клянусь.

– Заткнись, – с раздражением говорит Эвелин, но все же кокетливо улыбается, глядя на Тимоти в зеркало.

– Что‑то я сомневаюсь, что Сташ появляется в светской хронике в журнале W , а я‑то всегда думал, что ты этим руководствуешься, выбирая друзей, – говорит Прайс, бросив на нее ответный похотливо‑волчий взгляд, . Я сосредоточен на своем «Абсолюте» с клюквенным соком, который похож на жидкую, водянистую кровь со льдом и лимоном.

– А что там у Кортни с Луисом? – говорю я, в надежде прервать их обмен взглядами.

– Господи, – стонет Эвелин, вновь повернувшись к зеркалу. – Самое ужасное  – даже не то, что Кортни больше не нравится  Луис. Самое ужасное…

– Ей закрыли кредит в Bergdorf's? – предполагает Прайс. Я смеюсь. Мы бьем друг друга по рукам.

– Нет, – продолжает Эвелин, тоже развеселившись. – Самое страшное то, что на самом деле  она влюбилась в какого‑то торговца  недвижимостью. Чурбан  из деревни.

– У каждого свои трудности, – глубокомысленно замечает Прайс, рассматривая свои ногти. – Но, господи, эта… как ее там… Вэнден ?

– Только не начинай , – морщится Эвелин и принимается расчесывать волосы.

– Вэнден – нечто среднее между… The Limited и… ношеным Benetton, – говорит Прайс, закрыв глаза и сжав руки.

– Нет, – улыбаюсь я, пытаясь поучаствовать в разговоре. – Ношеным Fiorucci.

– Да, – говорит Тим, – наверное. – Он открывает глаза и снова таращится на Эвелин.

– Тимоти, отстань, – говорит Эвелин. – Что ты хочешь , она из Кэмдена .

– Господи, – стонет Тимоти. – Меня тошнит от проблем девочек из Кэмдена . Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую , а он меня не замечает, бла‑бла‑бла, ля‑ля‑ля.