Толпа встречала уловки Мак-Айвора взрывами негодования, новыми потоками проклятий и оскорблений. Его обвиняли в трусости, но он не обращал внимания на крики толпы. Он наблюдал за тем, как бешенство закипало в глазах врага, как лицо его покрывалось потом. Абуна Волк мог нарастить себе какие угодно мускулы, но быстроты и ловкости ему явно не хватало.

Настало время показать этому зарвавшемуся здоровяку, как следует использовать слабости противника. Мак-Айвор сделал вид, что опять собирается убежать с середины арены, где его чуть не настиг Абуна. Волк помчался в ту сторону, но слишком поздно сообразил, что это было обманное движение. Он чуть не напоролся на выставленный его врагом меч. В последнее мгновение ему удалось немного сместиться в сторону, и меч шотландца пронзил его левое плечо.

Абуна взревел и мигом отскочил назад. Мак-Айвор увидел растерянность во взгляде одураченного противника.

— Что же ты спишь, бестолковая баба! — насмешливо крикнул рыцарь. — Проснись же, наконец! Давай покончим с этим делом поскорее!

И, подсыпая таким образом соль на рану, он использовал момент, чтобы окатить Абуну градом точных ударов. Противнику нельзя было давать время опомниться и снова начать сражение с ясной головой.

Абуна Волк был прекрасным фехтовальщиком, и все же он получил два ранения, не настолько, правда, серьезных, чтобы свалиться с ног. Кровь уже заливала грудь здоровяка, и скоро он должен был ослабнуть от потери крови и признать свое поражение.

Рев толпы сменился гробовой тишиной.

В этот момент шотландцу удалось удачно отразить удар противника, и клинок вражеского симитара сломался у самой рукоятки. Прежде чем Абуна понял, что произошло, Мак-Айвор приложил острие своего меча к его груди.

— Ну, вот ты и довылся, несчастный волчонок, — холодно произнес он, а затем отвел свое оружие назад. Исход боя был ясен. Мак-Айвор отвернулся от противника, полагая что тот признал свое поражение, оставшись, впрочем, довольным тем, что ему в грудь не всадили клинок меча.

Делать этого шотландцу не следовало, ибо Абуна, прижатый спиной к барьеру, вовсе не желал считать себя побежденным. Нельзя было признать победу неверного у себя дома, в присутствии такого количества свидетелей! Абуна отбросил бесполезную рукоятку симитара, обеими руками схватил один из факелов и вырвал его из гнезда.

Горящий факел угодил Мак-Айвору между лопаток. Рыцарь упал на живот. При падении он выронил меч. Лежа на песке, Мак-Айвор видел рукоятку своего оружия, но не мог до нее дотянуться.

Толпа издала оглушительный рев: бой продолжался! Фаворит, пусть и совершивший подлость, снова оказался на высоте! Те, кто сделал ставку на Абуну, охотно простили здоровяку нападение со спины и теперь кричали особенно громко.

— Умри, крестоносец! Убирайся в ад! — заорал Абуна голосом, преисполненным ненависти.

Мак-Айвор понял: у него уже не осталось времени, чтобы подобрать оружие и подняться на ноги. В мгновение ока он перевернулся на спину. Ядро на растертой в кровь ноге причиняло ему дьявольскую боль, доходившую до самого бедра.

Рыцарь увидел стоявшего над ним Абуну. Тот держал горящий факел обеими руками, собираясь использовать его как дубину, чтобы раскроить Мак-Айвору череп.

Огромное количество мыслей вихрем пронеслись в шотландца. И в то время как Абуна, занесший факел, на мгновение замер, рыцарь услышал голос седовласого аббата Виллара, который произносил заветные слова во время второго посвящения рыцарей: «Там, где бушуют жар и пламя, пусть огонь не причинит ему вреда во имя его службы. А где нет огня, но согласно его желанию и службе он должен возникнуть, пусть возгорится пламя».

За те дни, что прошли после бегства из завоеванного мамелюками Аккона, Мак-Айвор еще ни разу не пробовал испытать чудесное дарование, полученное им от Святого Духа при посредничестве аббата Виллара.