За те дни, что прошли после бегства из завоеванного мамелюками Аккона, Мак-Айвор еще ни разу не пробовал испытать чудесное дарование, полученное им от Святого Духа при посредничестве аббата Виллара. Поэтому он не знал, как долго сможет противостоять огню. Теперь же ему подвернулся случай выяснить, какие корни пустили в нем семена второго посвящения.
Мак-Айвор подставил ладони навстречу летевшему к его голове факелу и перехватил конец древка.
Он не испытал боли от ожога. Он почувствовал только удар — обрушившийся сверху факел чуть не вывернул его запястья, и сила, вложенная в этот удар, отозвалась в плечах Мак-Айвора. Но пламя, лизавшее теперь лицо рыцаря, не причиняло никакой боли. Кожа шотландца чувствовала лишь мягкое движение воздуха, восходившего вместе с огнем.
Растерянность и испуг отразились на лице Абуны, когда Мак-Айвор, крепко схвативший горящий конец смоляного факела, вырвал его из рук врага, вместо того чтобы взвыть от боли. Потрясенный этим зрелищем здоровяк качнулся и отступил назад.
Толпа вскрикнула в едином порыве — казалось, что этот звук издал полузадушенный великан.
— У этого шайтана не только железный глаз — у него и руки из железа! — выдохнул кто-то в наступившей тишине. И лишь один из присутствовавших знал, что посетители «дома золота» стали свидетелями проявления необычного дара, полученного посвященным хранителем Грааля.
Мак-Айвор вскочил с песка.
— Что, волчонок, решил поиграть с огнем?! — крикнул он. Гнев начал охватывать его, ибо уже поверженный враг совершил непостижимую для честного человека подлость. Мак-Айвор схватил факел за другой конец. — Так получай же, трусливый пес!
Абуна бросился к выходу с арены. Но Мак-Айвор преградил ему путь к отступлению. Первый удар факелом он нанес по кожаному фартуку врага. Абуна издал отчаянный вопль, согнулся и упал на колени. Затем Мак-Айвор ударил его в подбородок сбоку. Абуна без чувств рухнул на песок арены.
Рыцарь швырнул факел в сторону. Снова воцарилась гробовая тишина. Победитель взглянул на помост, с которого Амир ибн Садака наблюдал за невероятным сражением, и презрительно крикнул:
— В следующий раз не посылай ко мне таких трусливых гиен! Драться с тамплиером достоин только честный человек!
С этими словами рыцарь направился к выходу. На этот раз не было ни проклятий, ни плевков. Лишь когда Мак-Айвор, подхваченный под руки четырьмя охранниками, исчез в проходе, за его спиной раздался оглушительный рев толпы.
8
«Благодарю тебя, о Господи!» Тарик трижды перекрестился, когда Мак-Айвор с помощью своего чудесного дарования отразил подлую атаку и исход боя был окончательно решен. Левантиец испытал несказанное облегчение. Его друг был спасен! По крайней мере, на время…
Лишь сейчас Тарик, ощутив наконец покой и расслабленность, сделал глоток пальмового вина. Не пренебрег он и миндалем и финиками, которые принес ему Гарун. Страх за брата-тамплиера и отвращение к жестокой драке до этого момента вызывали у левантийца тошноту. Но сейчас он чувствовал себя прекрасно.
Тарик не впервые видел потоки крови, к ее виду он привык уже давно. Он был воином-монахом и участвовал во многих битвах. Потрясти ужасами сражения на поле боя Тарика было нельзя. Но он не понимал, как люди могут получать удовольствие, наблюдая за бессмысленными убийствами. Его ужасал азарт толпы, тешившейся кровавым зрелищем и платившей за это.
В битвах, которые затем пришлось увидеть Тарику, пролилось много крови. Кроме ран и сломанных костей было и много смертей. Один из борцов секирой разрубил своему противнику грудь, и тот скончался на арене под ликующие вопли толпы.
Хотел бы Тарик никогда больше не приходись в Байат аль-Дхахаб! Но левантиец понимал, что он не может себе этого позволить, если хочет освободить Мак-Айвора. |