|
Лязг и густое ворчание дизеля стали постепенно отдаляться. Сердце бешено ухало, отзываясь эхом в висках, поджилки тряслись, в носу щипало от гари, а пальцы все еще судорожно сжимали ремень брата. Борис помотал головой, и его взгляд стал осмысленным. Он отбросил мою руку, поднял топор и посмотрел вслед уезжающей самоходке. Потом медленно обернулся. Сказал одними губами: — Спасибо, брат. — Еще заходи, — вернул я его любимую присказку. Хотелось много чего сказать, от души выматериться, наорать на этого идиота. Хотелось врезать ему по наглой, самоуверенной морде, а потом развернуться и уйти. — Пошел ты, — процедил я сквозь зубы, сдержав ярость. — Брат. — Не топчи клумбы, — моментально ощерился Борис. — Я бы и сам успел отпрыгнуть. А ты обгадился, да? — Знаешь что… — Я почувствовал, что терпение лопается. Еще одна подначка с его стороны и действительно двину этому уроду в челюсть. С какой-то животной ненавистью произнес, глядя Борису в глаза: — С меня мамы хватит. Твои кишки соскребать с гусениц — желания нет. — Заметил? Пулемет автоматический, — быстро меняя тему, сказал он. — И задраено все наглухо. Я взял себя в руки, гася эмоции, и уже спокойнее уточнил: — Хочешь сказать, беспилотная? — Да не, — подхватывая рюкзак, ответил Борис. — Герметичная. Это ж не боевая хреновина, а разведывательная. Пулемет так, для острастки. Мы в армии такие изучали, только подревней. — Войска химической защиты? — Они, химики. А ты думал, откуда такая новехонькая единица, да еще и на ходу! На консервации стояла. У вояк такой техники полно. Масла залил, сальники поменял, заправил и поехал. — Значит, военное положение ввели, — предположил я. — Фиг знает. Наверное, — пожал плечами Борис. — Машина радиационной, химической и биологической разведки. В расчетное место приедет, замеры сделает, радиосигнал подаст. А там уж могут и посерьезней чего подтянуть… — Он помолчал. Потом провел ладонью по лицу, оставляя на скуле пыльный развод, и тихо добавил: — Я и впрямь очканул. Сверкнула молния, почти сразу пророкотал гром. Тучи подобрались уже совсем близко. Ольга за все время, пока мы с братом разговаривали, не произнесла ни слова. Просто стояла на обочине, по колено в траве, и прижимала к себе перепуганную дочь. Из-под банданы выбилась прядь волос, щеки раскраснелись, грудь под комбинезоном вздымалась от частого дыхания. Растрепанная и посерьезневшая, она в этот момент даже показалась мне по-своему красивой. И, судя по всему, не одному мне. Я перехватил оценивающий взгляд Бориса и с ужасом понял: брат вовсе не отказался от своего плана, на что я втайне рассчитывал. Только что ведь едва под гусеницы не угодил, и хоть бы хны. Все примеривается, как под юбку залезть. — Надо разбить лагерь, — сказал я, чтобы хоть как-то отвлечь этого кобеля. — В палатке все не уместимся, но есть тент. Растянем и переждем дождь. Поможешь? — Помогу, — нехотя отклеивая взгляд от напряженной Ольги, произнес брат. — А дамы пока пожрать соорудят. Правда, дамы? А то костер долго разводить. Ольга, ни на шаг не отпуская от себя дочь, стала вытаскивать из рюкзака пакеты с провизией. Глухо звякнула тушенка, аппетитно зашуршали полиэтиленовые брикеты с галетами и вермишелью. Я вдруг понял, как сильно проголодался и устал. С самой ночи — на нервах, не замечал, что организм работает на пределе возможностей, а теперь накатило… Поставить на обочине палатку и кое-как растянуть на складных кольях тент мы успели ровно за минуту до того, как обрушился ливень. Гроза налетела мощно, но прошла быстро. Молнии сверкнули цепочкой одна за другой, отпечатав в тучах свои яркие прожилки, громовые раскаты волнами проутюжили землю, порывы холодного ветра попытались снести наш хлопающий навес, но безрезультатно: закрепили мы его на совесть. |
