ОН ОТКРЫТ.

    И НИКТО НЕ ПОНИМАЕТ, КАКОЕ ЭТО ЧУДО, ЧТО ОН ОТКРЫТ!

    Сигизмунд с трудом дождался, пока загорится зеленый свет. Еще на противоположной стороне тротуара зашарил глазами по стоящим у красной стены людям - выискивал знакомые лица. Бесполезно. Нет там знакомых лиц. Да и зрение за годы подсело. Впору очки покупать.

    Пересек Владимирский - как реку переплыл.

    Вошел - сразу, не колеблясь. И тотчас Сигизмунда обступил желтоватый тусклый свет, неясное мелькание лиц, краснеющие над стойкой автоматы-кофеварки. И запах.

    Говорят, именно запахи острее всего будят в человеке воспоминания.

    Будят - не то слово. Слишком слабое. Все шесть - или сколько их там у человека - чувств воспряли разом, пробужденные этим густым духом, почти вонью, пережаренного кофе «плантейшн». И еще примешивался неуловимый и не воспроизводимый потом нигде запах, застрявший в волосах и свитерах собравшихся. Сладковатый - анаши, кисловатый - старого пота.

    И все это был «Сайгон».

    Сигизмунд стоял в «предбаннике», бессмысленно лыбясь от счастья и ощущая себя здесь совершенно своим - с длинным хайром, в странноватом для 84-го года прикиде.

    Он был дома. Среди своих.

    И мгновенно окунулся в атмосферу полной свободы духа, ради которой, собственно, и ездил сюда все годы, что трудился в Первом Полиграфическом. И раньше, когда учился в ЛИТМО.

    Вынырнул Витя-Колесо, вычленив Сигизмунда взглядом. Заговорил утробно-трепещущим голосом:

    -  С-с-слушай, м-мужик… д-д-д…д-добавь на коф…фе. Н-не хв-ватает…

    Сигизмунд развел руками, все еще лыбясь.

    -  Нету у меня. Самому бы кто добавил.

    Витя понимающе закивал и куда-то унырнул.

    Блин, неужели действительно так и не выпьет здесь кофе? Ведь это - в последний раз! В самый последний! В пост-последний!

    Сигизмунд все явственнее ощущал, что больше шансов не будет.

    Кругом тусовались. Аборигенов в толпе было немного - процентов десять от силы. Дремучие хиппи. Остальные в «Сайгоне» были посетители. Гости. Так называемые «приличные люди», интеллигентские мальчики и девочки, которым почему-то вольно дышалось только здесь. И совсем уже спившиеся персонажи. Но случайных людей здесь не водилось. Или почти не водилось.

    Полутемные зеркала в торце зала отражали собравшихся, умножая их число вдвое. До какого-то года этих зеркал на было. на их месте находились ниши, где тоже сидели. Потом «Сайгон» на какое-то время закрывали. Делали косметический ремонт. Этот ремонт воспринимался городом очень болезненно. Видели в нем происки партии и правительства в лице близлежащего райкома. Знали бы, что их ждет через несколько лет! Но они не знают. Их счастье.

    Одно время после косметического ремонта в «Сайгоне» не было кофе. Якобы в городе дефицит этого продукта. Якобы кофеварки сломались. Или еще что-то малоубедительное. Предлагали чай.

    Брали семерной чай - издевательски. Мол, пожалуйста, чашку кипятку и семь пакетиков заварки. Спасибо.

    С этим пытались бороться, наливая прохладную воду, чтобы чай хуже заваривался. Чайная эпопея продержалась не долее месяца, хотя оставила болезненную зарубку в памяти. Потом то ли сдались, то ли смилостивились - вернули в «Сайгон» кофе.

    После того достопамятного косметического ремонта и появились зеркала…

    Кругом велись длинные мутные разговоры, безнадежно затуманивая и без того не отягощенные ясностью мозги.