Изменить размер шрифта - +
То есть, весь. И отчалил.

    И героически затонул, но это было уже позднее, и Сигизмунда никоим образом не коснулось.

    В это время от него ушла Наталья. По идее, давно было пора. Их дороги начали расходиться не вчера. Сигизмунд по этому поводу философски замечал: тараканий бизнес дал - тараканий бизнес и взял. А на удар судьбы ответил встречным ударом: расширился. К тараканьей травле присовокупил торговлю кормами и зоотоварами. Знай наших!

    Безжалостно выдавил двух конкурентов. По правде сказать, сами конкуренты были чуть крупнее тараканов. И ощутимо мельче Сигизмунда.

    Ну, что еще? Продал напольные часы. Постояла мечта детства - и будя. Такие часы должны стоять в одиннадцатикомнатной квартире. Причем, часы - в первой комнате, а спальня - в одиннадцатой. Жить в состоянии постоянной боевой тревоги (две склянки, три склянки и так далее) оказалось слишком тяжелым испытанием.

    * * *

    На этот раз кобель брехал не на помойке. Он обнаружился сразу за углом, возле детского садика.

    Там под фонарем стояла молодая женщина. Рылась в сумочке.

    К женщинам кобель был неравнодушен. Особенно к тем, от которых пахло духами. Ластился, пытался играть. Оглушительно гавкал, считая это удачной шуткой.

    Вот и сейчас он нарезал круги, время от времени подбегая к женщине, припадая на передние лапы и размахивая хвостом. Не обращая на него внимания, она вытащила из сумочки пачку одноразовых носовых платков, вынула один.

    Сигизмунд подошел к ней.

    -  Извините, - сказал он, ногой отпихивая пса, - это он хочет, чтобы вы с ним играли.

    Она подняла на него глаза. Тусклый взгляд не выражал абсолютно ничего.

    -  Я могу бросить в него камнем, если хочешь, - сказала она.

    -  Извините, - еще раз повторил Сигизмунд. Он растерялся.

    Она помолчала. Высморкалась.

    И вдруг проговорила с какой-то странной, оголенной ненавистью:

    -  Убери свою шавку по-хорошему, паскуда…

    Пес неожиданно утратил к женщине интерес. Начал обнюхивать пень, почему-то облюбованный собачьим населением двора. Что-то важное в этом пне обнаружил. Новости какие-то.

    Сигизмунд нередко претерпевал разные гонения за пса. Его ругали строгие воспитательницы детского садика и испуганные телерассказами о собаках-людоедах бабушки. Кроме того, с ним охотно бранились пьяные - еще один предмет пристального песьего внимания.

    Но никогда еще Сигизмунд не встречал такой открытой, спокойной и мощной злобы.

    Он открыл было рот, чтобы обматерить эту недотраханую суку… и захлопнул, стукнув челюстью. Женщина была беременной, почти на сносях.

    Бог ты мой! Он глупо вытаращился на нее. Нет, конечно, бывает…

    Беременная отбросила использованный носовой платок и неторопливо пошла к арке, к выходу на канал Грибоедова. Сигизмунд глядел ей вслед.

    Из подвала выбралась киса и заструилась вдоль стены. Кобель, нетерпеливо рыча, - урра-а! - устремился к ней.

    Сигизмунд был зол. Встреча с беременной мегерой оставила на редкость неприятный осадок. Было что-то страшное в этой уверенной, нерассуждающей злобе. Что-то непобедимое. Что-то, чему невозможно противостоять. И нечего противопоставить.

    Вся тупая ожесточенность нынешнего времени, казалось, сконцентрировалась в этой озлобленной дуре, носящей в себе беззащитный зародыш новой жизни… Хотя - почему дуре?

    Судя по лаю, невидимый во мраке кобель мчался по периметру двора.

Быстрый переход