-  Да уж, - закручинилась мать. - Кто как не мать… А ты не ценишь…

    -  Ой, ну хватит… Как у вас-то дела? Что новенького?

    -  Да что у нас, стариков, новенького? Это у вас, у молодых…

    Сигизмунд никак не отреагировал.

    Слышно было, как возится в комнате безумная девка.

    -  А? - переспросил он.

    -  Я говорю, как Ярик? - повторила мать.

    -  А? Кто?.. А, нормально.

    Яриком - Ярополком - звали сигизмундова сына. Ему было пять лет. Жил он, естественно, с Натальей.

    -  Что-то голос у тебя грустный, - заметила мать. - Ничего не случилось?

    -  Не-ет, - с деланным удивлением сказал Сигизмунд, - всђ путем.

    -  Ты что, там не один?

    -  Один, - легко соврал Сигизмунд.

    -  Мы тут с отцом хотели к тебе заехать. Завтра тут будем неподалеку…

    Сигизмунд мысленно застонал. «Неподалеку» - это они в собес собралась, не иначе.

    Уже второй год отец доказывает, что всю блокаду просидел в осажденном Ленинграде. В собесе не верили, требовали бумаг. В то, что бумаги в войну сгорели, - в то верили охотно. Но ничего поделать не могли. И требовали бумаг.

    Время от времени отец находил какой-нибудь клочок, имеющий косвенное отношение, и ехал с ним в собес. Клочок приобщали, но все равно не верили. Требовали еще. Отец не терял надежды, что критическая масса клочков в какой-то миг переродится в абстрактные льготы, о коих многословно распинаются жирные рожи по «ящику».

    Сигизмунд устал его разубеждать. После каждого такого похода отец долго пил корвалол, а мать по телефону сообщала Сигизмунду подробности. Подробности всегда были омерзительны. Сигизмунд выслушивал, постепенно впадая в человеконенавистничество.

    Так и подкрадывается старость, думалось в такие дни.

    -  А я тебе носки вяжу, - сообщила мать.

    За стеной девка что-то с грохотом уронила.

    -  Я сам к вам заеду, - торопливо сказал Сигизмунд. - На выходных. Пока…

    И собрался было положить трубку.

    -  Погоди-ка, Гоша, - сказала мать.

    Сигизмунд снова поднес трубку к уху.

    -  Ну, что еще? Я опаздываю.

    -  Как песик? - спросила мать. - Глазки перестали гноиться?

    -  Уже давно, - сказал Сигизмунд. И снова попытался положить трубку.

    -  Гоша, - строго спросила мать, - ты налоги ВСЕ платишь?

    -  Что? Какие налоги?

    -  Ты, Гошка, гляди. Сейчас такая налоговая полиция. Глазом моргнуть не успеешь… А отвечать за все тебе придется.

    Мать очень гордилась тем, что ее сын - генеральный директор.

    С другой стороны - об этом она не уставала твердить - ее материнское сердце всђ изболелось. Ведь каждый день сообщают: такого-то генерального директора застрелили, такого-то - взорвали… Да еще указы эти строгие…

    -  Ты смотри, Гошка, - ворковала мать, - смотри. Сейчас люди совсем совесть потеряли. Как бы тобой не прикрылись, не обманули. Вон, как хитрят… Вчера в «Телеслужбе безопасности»…

    -  Мама! - в отчаянии сказал Сигизмунд.