Дорфарианцы узрели Анакир.

Она вздымалась, как башня. Она парила. Ее плоть была белой горой, змеиный хвост — огненной рекой в половодье. Восемь рук простирались в традиционных жестах. Ее глаза были ярче, чем два слепящих солнца. Она заговорила с дорфарианцами — как обычно, без слов, прямо в сознании — и сказала им: «Все кончено».

Однако закорианцы не видели Анакир, ведьму Равнин, которую они ненавидели. Им явился Рорн, их собственный бог — черный, с водорослями, вплетенными в угольно-черные волосы, и драгоценными камнями, сверкающими в Его ладонях. Протянув одну из этих гигантских ладоней к кораблям Леопарда, он бережно, но твердо оттолкнул их. Он не повредил закорианских галер, ведь Он был их богом и заботился о своем народе.

Рорн говорил словами. Его голос был грохотом бури, а дыхание — соленым:

«Вы отвоевали себе землю. Гордитесь своим королевством, вырезанным из тела Таддры, и довольствуйтесь им. Остальное — не ваше, и вам не взять его. Это говорю вам Я, РОРН».

В зубах Его сверкали голубые камни, и буря была Его короной. Закорианцы пали ниц перед своим богом, да так и остались лежать.

Когда они осмелились поднять глаза, то увидели только белую тень его черноты, которая медленно таяла в свете дня. Они оказались отодвинуты на многие мили, словно фигурки рукой игрока. Дорфарианского флота нигде не было видно. Небо затянуло тучами, готовыми прорваться грозой, поверхность моря покрывал ковер мусора: обломки корабельного дерева, а также осколки железа и угли, почему-то не ушедшие на дно. Были там и сломанные мечи, расколотые строго посередине.

Но все корабли остались целы, и закорианцы не потеряли ни одного человека.

Внизу шумели рабы, в громком хоре то и дело поминались имена различных богов.

Трепещущий Йил упал на колени перед маленькой фигуркой Рорна, установленной на носу корабля. Над его головой все так же реял охристо-желтый парус, но знак Черного Леопарда войны и мщения исчез с него, словно растертый некой огромной дланью в бесформенное пятно.

В десяти милях от Саардоса Рорн явился перед закорианской эскадрой из тридцати пяти кораблей, сделал ей выговор и завернул ее обратно. Он стоял одной ногой на далекой земле, дуя в закорианские паруса и направляя галеры к югу. Элисаарский флот тоже повстречался с Ним. Когда люди, обезумевшие от Его вида, попытались убить себя в Его честь, Рорн сказал, что Ему не нужны эти смерти. Однако шансарские моряки уверяли, что видели Ашару, стоящую на рыбьем хвосте. Ее груди были прекрасны, и солнце играло в Ее золотых волосах. Богиня напомнила им о родине.

То же самое напоминание, но уже от лица Ашкар, получили вардийцы, тарабинцы и ваткрианцы в Зарависсе, на Равнинах и где бы то ни было.

В окрестностях порта Лин-Абиссы Она размотала свой хвост вдоль дороги. Кожа Ее была цвета меда, змеиный хвост сделан из красной меди, а волосы — цвета вина. А Вольные закорианцы видели там же Рорна, шагающего среди обугленных кораблей, и дым стелился у Него по плечам.

В Таддре это был Зардук, который повернул войска Йила от пограничных крепостей Вардийского Закориса. И Зардук же вырос из камней в горном проходе за Тумешем. Солнце сияло не в Его глазах, а образовывало живот, скрывая его мужественность за своим сверкающим диском. Черным и великолепным был этот Бог, с жарким и благовонным дыханием, подобно ветру разметающим дорожную пыль.

Дорфарианцы в горном проходе увидели Дракона, своего мифического прародителя. Он летел низко в небе, опасные лучи били из его пасти и из каждой чешуйки. Оба дорфарианца приготовились к немедленному испепелению — но никто не пострадал, ни здесь, ни в другом месте.

Зардука видели и в дельте Окриса.

Ложки катапульт отломились от своих креплений. Черные корабли содрогнулись. Зардук стоял в реке, которая едва доходила Ему до колен. Его огненное брюхо ослепило их (или должно было ослепить).