А и что такого? А ничего. Тоже мне, «секрет поля в шинели», говаривала преподавательница в Школе милиции.

Он снял трубку и набрал номер подполковника, который тот ему продиктовал давеча. В далекой Москве тут же откликнулись. Словно у аппарата дежурили. Мужской голос, узнав, кто звонит, сменил жестяную строгость на дружелюбно-панибратский тон:

— Вот, понимаешь, спасибо, что позвонил, старичок. Я подполковнику тут же информацию передам. Так когда, говоришь, выпускают Авдеева?

— Прямо сейчас. Минут через тридцать уже и домой почешет, — недовольно брюзгливо процедил Петруничев.

— Ну, вот и хорошо. А то, понимаешь, дело на контроле.

У кого на контроле, голос не конкретизировал. Может, у самого министра.

И хрен с ними со всеми! Ничего за эти полчаса с Авдеевым не случится. А завтра Кузьмичев возьмет его под «отеческую» заботу.

Кабы знал честный, но недалекий Петруничев, что номер, по которому он звонил, принадлежал «почтовому ящику», через который передавалась информация по оперативным вопросам внутри организации, руководимой Хозяйкой, наверное, сильно бы удивился. А если бы узнал, что телефон, номер и явочная квартира, где телефон был установлен, через пятнадцать минут уже сменили владельцев, реквизиты, и все концы, которые могли бы любопытствующих повести вверх или вниз по вертикали информационной цепочки, были «сунуты в воду», удивился бы еще больше. То есть в воду в прямом смысле слова.

Человек, принявший информацию, тут же передал ее по междугородному телефону в город Рудный некой даме по имени Галя, которая вот уже три дня проживала в местной гостинице под фамилией Решетникова Маргарита Тимофеевна, корреспондент газеты «Московская молодежная». После этого, протерев всю мебель и ручки, натянув перчатки, человек вышел из квартиры и закрыл дверь.

Проходя по Москворецкой набережной, он наклонился над водой и, отведя руку далеко в сторону, швырнул ключ в Москву-реку.

При этом он на мгновение потерял равновесие. Этого оказалось достаточно невесть откуда взявшемуся человеку, чтобы крутануть руку за спину дежурного с «явки», и при этом невольно откинуть голову назад, обнажив кадыкастую морщинистую шею. В шею хищно впился острый тонкий нож, с первого раза перерезав горло, столь неосмотрительно обнажившееся в холодный весенний вечер. Одним рывком тот шустрый человечек перебросил ноги кадыкастого господина через парапет, и тело с глумливым чмаком плюхнулось в грязную в этом месте от мазута и мусора воду. Кругов на воде почему-то не возникло.

Тем временем молодая женщина, откликавшаяся на имя Галя, сдала номер, после чего сожгла за углом, над урной, паспорт, в котором была названа Решетниковой Маргаритой Тимофеевной.

Теперь у нее в кармане длинной кожаной турецкой куртки лежит совсем другой паспорт. На имя Валентины Ильиничны Штусь.

Хотя звали женщину вообще-то Люсей. А наиболее близкие в организации люди звали и вовсе странно — Дикой Люсей.

Она взглянула на часы. Время позволяло, как говорится. В «комке» купила бутылку пива «Бавария» и, стоя тут же у палатки, жадно выпила ее. Хмуро посмотрела на продавца, но, видно решив, что он сквозь бутылки, заставившие витрину, все равно лица ее не видел, махнула на него рукой. Фигурально, конечно: «Ну его. Пусть живет, каа-зёл гребаный».

Сунув кулачки с обгрызенными до мяса ногтями в глубокие карманы куртки, быстрой, почти спортивной, мальчишеской походкой направилась по улице, ведущей от отеля, где останавливались редкие в городе Рудный командированые, к центру города.

Завернув за угол, она огляделась, не заметив ничего подозрительного, миновала два квартала по улице Ленина, свернула на Первомайскую, оказалась в двадцати шагах от здания СИЗО, год назад созданного на базе закрывшейся за ненадобностью средней школы.