Емельянов нажал слегка пальцем головку распылителя, и лак прыснул на след.

— Правда, лак несколько медленнее застывает, чем смола. Но... — Емельянов достал спички и поджег обрызганный лаком след. — Видите? Если поджечь след, входящий в состав лака спирт выгорает, и след довольно быстро затвердевает.

После обработки след был аккуратно извлечен медлительным Феликсом Анатольевичем и помещен в раствор гипса. Когда гипс затвердел, след снабдили необходимыми надписями и упаковали в кофр лаборатории.

— С трупом закончили?

— Я бы советовал обратить внимание не столько на труп, это по моей части, — заметил судмедэксперт, — и я над ним еще погружусь, сколько на то, что было под трупом.

— Что же было под трупом? — удивился Мищенко.

Деркач перевернул труп. Под ним лежала связка из пяти ключей от амбарных и внутренних замков.

Здесь же были отчетливо видны три окурка от сигарет «Мальборо».

— А это уже серьезный след, а? — спросил Мищенко Деркача. — Окурочек-то тот же...

21 МАРТА ВЕНА

ЗАВТРАК БАРОНА ФОН РАУМНИЦА

Барон фон Раумниц, один из самых богатых людей современной Австрии, в свои восемьдесят семь лет выглядел максимум на пятьдесят семь. Стройная, подтянутая фигура практически без лишнего жира, гладкое лицо, открытые ясные голубые глаза. Волосы мягкие, шелковистые, с приятным естественным блеском развевались от легкого ветерка кондиционера.

Барон лежал на спине, расслабив мышцы, слушая приятную музыку, раздававшуюся из встроенных в углы палаты динамиков. Специальный озонатор не только очищал воздух в палате, но и добавлял в него неуловимый аромат горных рододендронов.

Барон был родом из Тироля и обожал свои воспоминания. Он любил вспоминать, как благоухали цветы в горах ранней весной, как пахли булочки с маком, которые пекла их повариха старая Инесса в родовом замке баронов над Шварцвальдом, высоко в горах. Он помнил запах грудного молока своей кормилицы! Вот какая была память у барона Йоганна Морица фон Раумница цу Шварцвальда.

Трудно сказать, что в яростном здоровье и жажде жизни барона было наследственное, что шло от сознания. Он страстно хотел жить! Но жить не ветхим стариком, качающимся на ветру, а крепким, безупречно здоровым пожилым господином, который, при всех ограничениях диеты, при строгом образе жизни, может себе позволить и рюмку шнапса, и кружку пива, и крепкую крестьянскую девушку в постели, и даже спуск на горных лыжах в родном Шварцвальде.

Как удачно, что десять лет назад он встретил этого русского доктора! Собственно, русским доктора можно было назвать с определенными оговорками. Доктор был по национальности евреем, приехавшим в Вену из Кишинева, чтобы следовать дальше — на свою историческую родину, в Израиль. Но в Израиль он не поехал. Потому что пробился на прием к самому дорогому врачу-геронтологу Вены Иоганну Брунксу и предложил ему дьявольскую сделку: он будет получать из Кишинева, из Бухареста, из Ясс, везде у него остались налаженные связи, новорожденных младенцев. За сущие пустяки, если речь идет о деньгах. И уже тут, в Вене, в клинике герра Брункса, они наладят... обменные переливания крови — от младенцев богатым старикам.

Быстрое и стойкое омоложение он гарантировал. Первые опыты, проведенные им в Кишиневе в 1985 — 1987 годах, дали просто ошеломительные результаты.

Как он будет получать младенцев, это его проблемы. А проблема герра Брункса — добиться для него, Иона Чогряну, права на австрийское гражданство. Это, разумеется, в ближней перспективе. В дальнейшем — миллионное состояние.

— А как же историческая родина? — хитро прищурился герр Брункс.