Вывеска «Золотого Медведя» была искусной работы и впечатляла – на синем фоне, символизирующем поднебесные выси, летел золотой двуглавый медведь – пасти щерились, мощные крылья распростерты во всю доску. В лапах он нес прекрасного юношу в ярком наряде, но в левом углу, как знак грядущего скорого возмездия, изображен крохотный рыцарь, скачущая вдогонку. Анастасия вновь ощутила мимолетный сердечный укол.
Служанки выбежали к ним, повели коней в стойла, псов на псарню, потащили наверх вьюк с доспехами и одеждой. Дебелая трактирщик кланялась в дверях, по обычаю всех трактирщиков расхваливала свое заведение в голос и с чувством, особенно упирая на то, что еще матушка Анастасии, светлая княгиня, частенько проводила здесь не худшие дни своей жизни.
Анастасия глянула поверх ее широкого плеча. Там стоял слуга и зарумянился, поймав ее взгляд. Как раз в ее вкусе – волосы золотые, как у нее, глаза синие, как у нее. Это Ольке все равно, какого цвета глаза и волосы, кидается на любую стройную фигурку, а вот Анастасия – нет, таков уж ее вкус – чтобы глаза и волосы мужчины были того же цвета, что у нее. Ну, и фигурка, понятно.
А посему Анастасия, когда входили следом за дебелой трактирщиком, подтолкнула Ольгу локтем и шепнула:
– Чур, мой!
– Ну вот, вечно ты вперед успеваешь...
– Станешь рыцарем, отведешь душу, – безжалостно ответила Анастасия.
К лестнице на второй этаж нужно было пройти через огромный зал – с камином, сложенным из громадных камней, гербами на стенах, закопченными потолочными балками. Гомон там стоял неописуемый – полным‑полно рыцарей. Анастасия ощутила вдруг, как укол концом копья, чей‑то злой, ненавидящий взгляд и поняла, что без стычки не обойдется. Ну и пусть, когда это мы уклонялись?
Слуга ойкнул на лестнице – Олька его все‑таки ущипнула, улучив момент. Анастасия на сей раз промолчала – пытаясь сообразить, кто мог на нее так зло пялиться. Знакомых лиц в зале хватало, а враги у нее имелись в немалом количестве, это уж как водится... Или на сей раз какие‑то хитросплетения родовой вражды, до поры неизвестные? Иногда и такое бывает.
У двери своей комнаты (Олька покладисто исчезла в своей) Анастасия так многозначительно глянула на красавчика слугу, что того бросило в краску, до ушей побагровел. Потом попросила перед тушением огней принести ей квасу и не сомневалась, пожав значительно его тонкие пальчики, – принесет. Затворила за собой дверь, задвинула кованую щеколду. Переодевание с дороги – дело ответственное, почти ритуал, новоприбывшему рыцарю следует достойно войти в зал, где уже собралось множество дворян, любая небрежность в наряде будет подмечена.
Ванна. Вместо дорожных брюк – синие джинсы, дозволенные только дворянам, безукоризненно сшитые ремесленниками в материнском замке. Рубашка – красная же, только с сапфировыми застежками; Вместо грубых дорожных сапог – мягкие красные (но кинжал Анастасия, понятно, сунула за голенище). Черный пояс с золотыми геральдическими серпами‑и‑молотами. Меч на пояс, конечно. В последнее время некоторые рыцари переняли у мужчин моду носить перстни, но Анастасия этому глупому поветрию следовать не собиралась – если честно, еще и оттого, что и так поползли слухи, приписывающие ей мужественность. Зато серьги с бриллиантами и золотая цепь на шее – это по‑рыцарски, кто упрекнет? Анастасия глянула в зеркало и осталась собой довольна. Вот если бы она могла еще пришпилить к плечу цвета Прекрасного Юноши... Ладно, перемелется... И вообще зеркало врет, это отражение взгрустнуло, живя самостоятельной жизнью там, у себя, в таинственном Зазеркалье, а хозяйка отражения ни при чем...
Отражение взгрустнуло. А рыцарь Анастасия, княжна отрогов Улу‑Хем, степенно спускается по лестнице в зал, и голова ее поднята гордо, и на лице довольство жизнью читается явственно даже для неграмотного. |