Вместо этого память услужливо подсовывала одну за другой картины полуторагодовой давности.

Вот она выходит из поезда на Московском вокзале. Сумка через плечо, две — огромные — в руках. Во внутреннем кармане тридцать тысяч долларов. Ночь в гостинице. Газета с объявлениями. Ворчливая неопрятная старуха, которая привела ее в эту конуру на Северном с окнами на пустырь, всего за сотню в месяц.

Она быстро нашла Свирина. Даже сама удивилась, как быстро. Его работа, дом, семья, друзья… Вот где пригодилось давно усвоенное, хотя и подзабытое. Успеть везде, узнать все, заметить, запомнить. Азарт и ненависть, заполняющие пустоту. Она изучала его маршруты, привычки, распорядок дня. В какие рестораны ходит, где держит деньги, куда водит любовниц. Облазала каждый сантиметр вокруг дома и работы: все чердаки, помойки, подвалы. Пробраться в квартиру не смогла — слишком сложные замки на дверях, но в каждую вентиляционную шахту опустила «начинку». В машине жили крохотные «клопы» и датчики.

Все дело портила семья. Наталья не хотела рисковать здоровьем ребенка и ограничивалась слабыми импульсами, да и то только ночью. У здорового человека эти волны могли вызвать разве что легкое беспокойство или недомогание. Она рассчитывала таким образом подготовить почву, но совершенно неожиданно оказалось, что Свирин обладает повышенной чувствительностью к инфразвуку. Более того, эффект накапливался, и он испытывал страх даже тогда, когда действие прибора прекращалось. А еще были рассеянные звуковые волны, оптические импульсы, вызывающие галлюцинации. У Николая было множество таких «игрушечек». Он любил с ними возиться, усовершенствовать, придумывать новые. И теперь она пользовалась ими, чувствуя — удивительно! — его помощь и поддержку оттуда, откуда не возвращаются…

Подготовив почву, Наталья начала войну. Казусом белли послужила, как водится, глупость, случайность. Она стояла за кусом сирени у Казанского собора и смотрела на сумасшедшую проповедницу, которая, как хороший артист, выбрала своим единственным зрителем почему-то именно Олега Свирина, обращаясь только к нему, следя только за его реакцией.

Наталья знала по опыту, что абсолютно бессовестных людей не существует. Какие бы гнусности ни творил человек, как глубоко ни замуровывал свою совесть в бездонные подвалы, рано или поздно, так или иначе она все равно дает о себе знать — явным ли угрызением, ночным кошмаром или неосознанным, переходящим в болезнь страхом. Та слабость, на которой Олег выстроил свою силу, в конце концов должна была зашататься, как гнилая балка в основании конструкции.

И это случилось.

Узнав, что Олег посещает психиатра, Наталья хотела сразу же устроиться в эту клинику, благо вес в определенных кругах и кое-какие связи позволяли сделать это без труда. Но клиника была слишком уж… простовата, не для супермена, слегка попавшего в беду. И она снова оказалась права: Свирин наведался в невероятно дорогую клинику для избранных, где лечили анонимно. В этом был еще один знак: именно сюда, в розовый особняк на Островах, Свирин привез Наташу. Тогда здесь делали аборты состоятельным дамам, не желающим огласки. За полтора года клиники перешла в другие руки, сменился профиль. Если Олег решится лечиться именно в ней, то история с Наташей, как это ни кощунственно звучит, тоже сыграет ей на руку.

Директор клиники, узнав, что сама Наталья Николаевна изъявила желание поработать у него, пришел в экстаз. Сверкая залысинами в обрамлении благородной седины, то и дело припадая к ручке, он заверил, что это огромная честь и место ждет ее в любой момент, когда ей это будет угодно…

И все-таки что же сказал этот ублюдок?

Еще раз… с пятой цифры.

Сначала сбилась настройка, потом Свирин споткнулся о бутылку, выругался. Потом… Потом она настроила приемник и услышала, что он собирается что-то сделать «со всеми этими суками, одной за другой».