«Шалава» подавилась жвачкой и исчезла со сверхзвуковой скоростью. Стоцкий машинально вытер пот со лба замшевой салфеткой, посмотрел на нее с недоумением, протер очки и сунул их в футляр.

— Здоров, Митяй! Дверь закрой на собачку. Рабочий день закончен. Сейчас мы с тобой по стопарику примем. За встречу и для разрядки напряженности.

Он вытащил из сейфа бутылку коньяка и две рюмки, а из стола — большую шоколадку. Пытаясь скрыть улыбку, Дима смотрел, как Валентин, деловито нахмурившись, пытается разломать ее на равные части, не снимая обертки. Вообще Стоцкий всегда напоминал ему слоненка из мультфильма про тридцать восемь попугаев — такой же занудливый, но симпатичный.

— Видал клюшку? — спросил Валентин, отправив в рот шоколадную дольку. — Сам бы убил, да нельзя — потерпевшая! Клейма на ней негде ставить, на потерпевшей. Затащила к себе домой троих парней, устроила стриптиз-шоу до победного конца, а потом, разумеется, написала заявление об изнасиловании. Ей-то пятнадцать всего, а тем придуркам восемнадцать-девятнадцать. С блеском прошла все экспертизы, описала, так сказать, все интимные особые приметы, глазом не моргнув. Ты же знаешь, сколько изнасилований утаивается только потому, что потерпевшие не хотят переносить еще одно унижение — осмотры, расспросы, намеки на то, что сучка не захочет… А эта!… Позвонила мамашам пацанов, потребовала по штуке баксов с носа — и заберет заявление. Пойдут в милицию — отвертится и не заберет. Мамаши-курицы денежки и собрали. Она взяла, а заявление забирать не стала. Фиг теперь чего докажешь! Пытались ей через мамаш еще денег предложить, ну, чтобы взять с поличным, так отказалась! Формально дело выеденного яйца не стоит, надо в суд передавать. Пацаны, вся вина которых в том, что их мозги вместо головы помещаются в письке, попадают в зону и автоматически становят чушаками. Групповое изнасилование несовершеннолетней! Вся надежда на адвокатов. Ладно, Митька, вздрогнули!

Валентин опрокинул в рот рюмку, будто это был не дорогой коньяк, а жуткий сивушный самогон, поморщился, зажевал шоколадкой. Его оттопыренные уши моментально покраснели.

— Плебей ты, граф Стоцкий! — Дима смаковал свою порцию крошечными глоточками, как положено, грея рюмку в ладонях. — Тебе только пиво хлебать. Давай-ка лучше к делу!

— Ты о Балаеве? Эка я тебя на живца выманил!

Дима действительно не виделся со Стоцким месяца два, но черный юмор Валентина ему не понравился.

— Так, закончили балаган! — сухо сказал он. — Как бы там ни было, но мы с ним дружили с пеленочного возраста, считай двадцать лет.

— Прости, Митька, — Стоцкий виновато потупился и налил себе еще. Дима прикрыл свою рюмку ладонью. — Просто эта жаба достала… Я помню, ты рассказывал о нем, и о других, и о своей девушке…

— Да. Когда Света стала встречаться с Олегом, Сергей и Генка стали меня избегать. Особенно после того, как Света погибла. Да и я не стремился с ними видеться, слишком уж все о ней напоминало…

Стоцкий молча достал из сейфа тоненькую папочку.

— Держи. Конечно, я совершаю должностное преступление, но будем считать, что я отвернулся, а ты, мерзавец, воспользовался и сунул свой буратиний нос в мои бумаги.

— А что я буду иметь с того, если своим буратиньим носом что-нибудь разнюхаю? — уточнил Дима.

— Вечную мою благодарность и дюжину «Балтики».

— Годица! Только «троечку», пожалуйста.

— Ты пока читай, а я пару звоночков сделаю. Потом расскажу о том, чего в деле нет. Хотя там вообще еще ничего нет, как-то недосуг.

Дима просмотрел по диагонали несколько листочков, делая себе в блокнот пометки. Заявление, подписанное неким Н.