Но я не помню, что вообще что-то говорила. Мне было очень плохо.
— Ты пролежала почти две недели. Хорошо хоть мы оба врачи. Я, правда, педиатр, но муж — травматолог, раньше на «скорой» работал. Теперь-то мы оба на пенсии. Что же с тобой случилось, детка?
Слово за слово, глотая слезы, я рассказала ей обо всем.
— Бедная ты моя! — Наталья Васильевна, так она назвала себя, заплакала вместе со мной.
— Скоты! — услышала я мужской голос.
В дверях стоял — и, наверно, давно — молодой высокий мужчина, одетый в черные брюки и голубой свитер. Его темные волосы были коротко подстрижены. Кари глаза горели, и только длинные девичьи ресницы гасили это пламя.
— А вот и Коля, — вскочила Наталья Васильевна. — Они с Андреем Иванычем, мужем моим, в город ездили. За продуктами, за лекарствами. Сейчас ужинать будем. А тебе я пюре сделаю с курочкой.
Я провела в этом уютном бревенчатом домике еще две недели. Андрей Иванович приложил массу усилий, чтобы переломы срослись правильно. Беспокоил нос. Лицо казалось чужим и отчаянно некрасивым. Только потом, через несколько лет, мне сделали две пластические операции.
Николай большую часть дня проводил со мной. Когда я стала поправляться, он стал выводить меня на прогулки в лес и к озеру. Я узнала, что ему двадцать шесть лет, что он из Мурманска, приехал в гости к тетке, которая вместе с мужем после выхода на пенсию круглый год жила за городом. Чуть позже он рассказал, что является сотрудником госбезопасности. Что закончил юрфак ЛГУ, потом высшую школу КГБ. Чем именно занимается — об этом я узнала гораздо позже.
Мне было с ним хорошо. Спокойно. Мы говорили обо всем, что только приходило в голову. Но скоро его отпуск подошел к концу, и Николай спросил, что я намерена делать. Мне нечего было ему ответить, потому что я старательно гнала эти мысли прочь, оттягивая принятие решения до последнего. Он настаивал на том, что я должна пойти в милицию, написать заявление, восстановить документы. Но я… отказалась.
— Пойми, — говорила я ему. — прошел месяц. У меня нет никаких доказательств. Переломы я могла получить, упав спьяну на улице. Про изнасилование и вовсе говорить нечего. Я ничего не могу сделать. А вот они могут. И сделают. Я уверена. Мне остается только уехать куда-нибудь подальше.
— Неужели ты все это так и оставишь? — недоумевал Николай. — Они сломали тебе жизнь и будут после этого жить как ни в чем ни бывало?
— Нет, не будут! — тогда я была уверена, что рано или поздно отомщу им всем.
Но я рано успокоилась. Все только еще начиналось. Однажды утром Наталья Николаевна, пряча глаза, смущенно спросила:
— Светочка, ты у нас уже больше месяца… А как у тебя… по женской части?
Мне показалось, что я лечу в пропасть. По женской, как деликатно выразилась Наталья Васильевна, части у меня всегда все было в порядке — хоть часы проверяй. Когда же это должно было быть? Да, две недели назад.
Видимо, она все поняла по моему лицу.
— Что ты будешь делать? — тихо спросила она.
— Неужели вы думаете, что в подобной ситуации можно рожать?! — возмутилась я.
— Не знаю… Нам вот Бог не дал деток…
Больше она ничего мне не сказала. Зато сказал Николай.
— У тебя есть врач, который сделает аборт без паспорта? — спросил он вечером накануне своего отъезда в Мурманск.
— Откуда? — усмехнулась я. — Только если ты мне дашь денег в долг. Правда, не знаю, как буду их отдавать.
— Ну хватит, — рассердился он. — Короче, поедешь со мной в Мурманск. Моя одноклассница — гинеколог. Сделает все и вопросов задавать не будет. |