На старом кладбище хоронили редко, чаще подхоранивали к родственникам. У Геннадия здесь лежала бабушка, и Ирина добилась разрешения похоронить его рядом. Об этом Диме шепотом рассказала Ольга, подошедшая к нему, когда гроб начали устанавливать рядом с могилой.

— Дмитрий Иванович, вы не против, если мы отойдем немного? Не могу на это все смотреть, слишком напоминает…

— Хорошо, конечно, — кивнул Дима.

— Дмитрий Иванович, нам с Ирой необходимо с вами поговорить, — начала Ольга, когда они, попетляв между заросшими могилами, вышли на дорожку, ведущую к главной аллее. — Вы заметили, что Олега Свирина нет?

— Да. Я даже удивился.

— Ирина не хотела, чтобы он приходил. Он звонил мне позавчера, спрашивал, как все произошло, когда похороны. А до этого у него был неприятный разговор с Ирой, она позвонила мне и…

Грохнули литавры, оркестр опять заиграл похоронный марш. Его сопровождали громкие рыдания.

— Идите, Дмитрий Иванович, — вздохнув, сказала Ольга. — Я здесь постою. Вы будете на поминках?

— Нет, наверно. У меня через час важная встреча.

— Впрочем, там мы все равно не смогли бы поговорить. Ире будет не до того. Как бы нам увидеться?

— Завтра меня весь день не будет… Вы не смогли бы приехать ко мне в офис в воскресенье? Часиков в одиннадцать?

— Я скажу Ире. Если нет, то позвоню.

Оставив Ольгу на дорожке, Дима вернулся обратно. Один за другим люди подходили прощаться. Подойдя к гробу, Дима посмотрел на восковое лицо с заострившимися чертами и вдруг вспомнил, как однажды вечером они сидели на темном Светкином чердаке и Генка рассказывал «страшилку» про отрубленную руку, рыскающую по дому в поисках убийцы своего хозяина… Неужели и это Сергей рассказал Гончаровой? Или просто совпадение?

Могильщики закрыли полированную крышку и начали забивать гвозди. Ирина зарыдала, кто-то обнял ее за плечи. Гроб на полотенцах опустили в могилу, посыпались горсти земли. Выросший холмик покрылся венками и цветами, из-за которых едва видна была большая застекленная фотография. Дима заметил, что Евгения, положив букет, украдкой коснулась портрета рукой.

С тех пор, как он вернулся к могиле, его беспокоило какое-то странное ощущение. Кто-то следил за ним. Дима попытался отойти в сторону, чтобы легче было определить направление взгляда, но в толчее и кладбищенской тесноте сделать это было непросто. И вдруг, резко обернувшись, он встретился глазами с девушкой лет двадцати семи — двадцати восьми. Коротко стриженная невысокая блондинка в джинсах и кожаной куртке стояла чуть поодаль, у заросшей могилы. Какое-то мгновение она смотрела на Диму, потом нагнулась и стала тряпкой мыть могильную плиту.

Народ потянулся к выходу, только вдова неподвижно стояла у холмика, глядя на улыбающуюся фотографию. Девушка оборвала с могилы траву, поставила в банку с водой букетик иммортелей и ушла, не оборачиваясь. Диме показалось, что где-то он ее уже видел. Не на похоронах ли Сергея?

Подождав, пока уйдет Ирина, он пробрался к могиле, за которой ухаживала девушка. На плите было написано: «Колыванова Мария Григорьевна. 1920 — 1968. Дорогой жене и дочери».

«Жене и дочери». Но не матери. Кем же тогда приходится покойнице девушка? Если детей не было, то и внуков нет. А на могилке кто-то бывает. Запущенная, конечно, но не окончательно.

Дима посмотрел на часы. Времени оставалось мало, клиент ждать не будет. Черт! Он вытащил телефон и перенес встречу на вечер.

За спиной послышались голоса. Дима обернулся и увидел могильщиков, которые только что хоронили Геннадия. За пару некрупных купюр они охотно поведали, что есть такой Сергеич, который работает с пятьдесят какого-то года и все могилки знает наперечет.

Дима вышел на центральную аллею и тут же натолкнулся на тщедушного дедушку в синем халате, надетом поверх замызганной курточки.