В детстве Джимми читал ему сказки – про эльфов, фей, огнедышащих драконов, про говорящих животных, про злых и добрых, но непременно всесильных волшебников, способных мановением руки творить чудеса – объясняя, что все это выдумки, что на самом деле они не существуют. Теперь юноша вырос и сам читает книги про таких же людей, как он и Джимми. И не только про таких. Например романы об инопланетянах, обладающих суперразумом и, непохожими на человеческие, телами. О кровожадных клыкастых вампирах, живущих столетиями и питающихся человеческой кровью. Об оборотнях, в полнолуние превращающихся в свирепых волков, пожирающих людей. О восставших из могил покойниках, зомби, духах и привидениях, о ведьмах и колдунах, обладающих сверхестественной силой, способных летать по воздуху и убивать на расстоянии. О биороботах, которых не сразу отличишь от обычного человека, и так далее и тому подобное. Нет, Гроэру было не под силу самостоятельно определить, чему можно верить, а чему нет, кто из них существует на самом деле, а кто – всего лишь плод чьего-то богатого воображения. Хотя... если даже кто-то все это и выдумал, значит существует, по крайней мере, тот самый кто-то!

В жизни юноши было только два человека – Джимми и Учитель. Учителя он видел редко и совсем ничего о нем не знал. А Джимми, как он сам объяснил, был его опекуном. Они безвыездно жили вдвоем на вилле, ведя натуральное хозяйство: скотина, птица, рыба в маленьком искусствен-ном пруду, огород, фруктовый сад. Всем заправлял неутомимый опекун, трудившийся с восхода солнца и до заката. Юноша лишь изредка и весьма неохотно помогал ему, отговариваясь тем, что такая работа его не увлекает. За неимением ничего более интересного, он отдавал предпочтение бассейну, спортивной площадке и библиотеке.

Библиотека! Источник страданий и единственная его отдушина. Ведь именно из книг узнавал он о жизни людей, об их взаимоотношениях, об их чувствах, мыслях, поступках. И конечно – о любви. Если даже обычному человеку, живущему среди себе подобных, книжная жизнь кажется увлека-тельнее и насыщеннее его собственной, то для личности, изолированной от этого общества, она приобретала поистине волшебное звучание.

Вся реальная жизнь юноши начиналась и кончалась высокой каменной стеной, опоясывающей виллу с трех сторон; четвертая обрывалась непреодолимой пропастью у подножья океана. У него было только две возможности заглянуть за пределы отведенного ему пространства: одна – океан, другая – небо. Небо являлось ему то бездонно голубым, то нежно-розовым на закате, то причудливо-облачным, дразнящим ускользающими зыбкими очертаниями неведомых существ, то хмурым и мрачным в дни непогоды.

Не часто оно бывало добрым и нежным, как сейчас, ласкающим тело, лицо и волосы. Обычно оно палило зноем, и тогда его излюбленный выступ скалы превращался в раскаленную сковороду, на которой Джимми поджаривал рыбу. Очень редко небо посылало чистые прохладные струи дождя, которые могли вдруг превратиться в сплошную водяную лавину, грозящую затопить их по самую крышу. Случалось, над головой плясали и ветвились слепящие глаза зигзаги, со зловещим треском вспарывающие черноту туч, и тогда ему казалось, что небесные опоры вот-вот рухнут, раздавят их вместе с домом и садом. В такие минуты ему хотелось упасть на колени и на четвереньках заползти в какую-нибудь щель, чтобы спрятать там голову и тело от гнева разбушевавшейся стихии.

Небо, как и океан, как и все, что по ту сторону стены, оставалось для него недосягаемым и непостижимым. Манящим и пугающим.

Внезапный порыв ветра ворвался в сад, запутался в заломленных ветвях, заставив их стонать и беспорядочно биться, хлопая в зеленые ладошки. Спина водяного гиганта, сразу озябнув, покрылась рябью. Мысли юноши были далеко, а продубленая ветром и солнцем кожа не ощущала холода. Он круглый год ходил босиком и избегал одежды. Если бы не Джимми, упрямо сохранявший приобретенные некогда привычки, он не носил бы и шорты.