<style name="15">Прошу рассмотреть.

<style name="15">Андропов».

<style name="15">Предложение Андропова, как я узнал на слушаниях в Конституционном суде в 1992 году, было решительно отклонено в идеологическом аппарате ЦК КПСС. В анонимном заключении одного из отделов ЦК меня обвинили во всех идеологических грехах и рекомендовали «разобраться с Медведевым по части партийности».

<style name="15">С осени 1968 года меня стали вызывать для «бесед» не в отдел пропаганды ЦК КПСС, а в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС. В августе 1969 года я был исключен из КПСС «за взгляды, несовместимые с членством в партии».

<style name="15">Уже весной 1969 года стало ясно, что в ЦК КПСС приняли решение о частичной или полной реабилитации Сталина. Об этом говорили вызывающие публикации в журнале «Коммунист» и доклады на совещаниях идеологических работников. Существовал даже своеобразный «график» такой ресталинизации, который предусматривал разгон редакционной коллегии «Нового мира» и публикацию новых апологетических материалов о Сталине, приуроченных к 90-летию со дня его рождения. Из чувства опасности и из чувства протеста я подготовил новый, более полный вариант своей книги и отправил микрофильм с текстом книги на Запад. У каждого из нас на этот счет имелись свои надежные каналы связи. Сегодня я могу рассказать, что мои связи осуществлялись через круги, близкие к руководству Австрийской коммунистической партии. Я поддерживал постоянные связи с австрийским левым журналом «Тагебух» и руководителями Общества советско-австрийской дружбы. Здесь были живы еще методы и традиции нелегальных организаций Коминтерна. Из Австрии мои работы попадали во Францию к румынскому левому социалисту Георгу Хаупту, а от него или в социал-демократический фонд им. Герцена в Амстердам, или к профессору Давиду Журавскому в США. И Георг Хаупт, и Давид Журавский совместно являлись моими доверенными лицами, от их имени заключались до 1975 года все мои договоры с западными издательствами. Насколько я знаю, ни в то время, ни позднее КГБ ничего не знал об этом «маршруте».

<style name="15">Какую-то личную и отнюдь не враждебную заинтересованность Андропова в моей работе я ощущал в 1969 году. Это были, конечно, очень косвенные, но важные для меня сигналы. Опасаясь обысков, я держал копии некоторых важных для меня материалов у других людей, связь с которыми была лишь эпизодичной. Так, например, в 1969 году меня пригласил к себе мой старый студенческий товарищ Юрий Красин, работавший в аппарате ЦК КПСС в качестве консультанта секретаря ЦК Бориса Пономарева. Как бы мимоходом он сказал мне, сославшись на Георгия Арбатова, что моя большая рукопись и некоторые другие материалы попали в руки Ленинградского управления КГБ во время одного из обысков в Ленинграде. Я сразу понял, что эти сведения Арбатов мог получить только от Андропова и что речь могла идти лишь о моем друге Игоре Николаеве, доценте кафедры философии одного из ленинградских институтов, который хранил у себя копии некоторых моих материалов. Уже на следующий день я узнал, что Николаева арестовали по доносам студентов и все его бумаги и часть книг были изъяты, включая и собрание сочинений Ленина, так как на полях некоторых работ карандашом были проставлены не слишком лестные заметки. В некоторых отношениях ленинградские власти проводили свою более жесткую, чем в Москве, политику, и московские власти были вынуждены считаться с этой «автономией». Другой пример связан с моим исключением из КПСС.