Зажав косячок в зубах, Пётр вытащил из чемодана коробку с плакатными красками. Принёс в стаканчике воду и начал приготавливать краску, поглядывая на эскиз фрески и сатанински усмехаясь.

    Два часа и два косяка позднее Пётр клал белой темперой блики света на ручке двери. Произведение было готово. Почти готово. Он по-прежнему понятия не имел, что поместить за дверью, на виднеющемся клочке пустоты, ожидающей заполнения. Кусочек тротуара? Деревенский пейзаж с полевой дорогой, оканчивающейся (или, может, начинающейся) сразу за порогом? А может, сюрреалистический пейзаж: райский сад в кухне, миниатюрные джунгли в ванной или железнодорожный вокзал под кроватью? Прямо в духе Йерки [18] ... От этого замысла он тут же отказался. В стиле одного, в стиле другого... Самое время найти собственный стиль, а не подражать чужой работе, пусть и гениальной.

    Руки у него всё ещё рвались к кистям и краскам, и Пётр в очередной раз попробовал нарисовать безумного кота - на сей раз огненно-красной и оранжевой темперой на чёрном фоне. Творение шестилетки иронично косилось со стены на своего двойника. Котяра получился прекрасно, хотя ему опять не хватало того неопределённого «нечто», которое художник пытался ухватить в течение многих лет. Но наверняка в воскресенье на толкучке котик пойдёт за вполне приличные деньги и обеспечит Петру обед и, может, пару джойнтов.

    * * *

    Он проснулся в ночи и понял, что заснул сидя, полностью одетый. Горло и язык высохли от жажды. Вода из крана отдавала хлоркой, но он жадно напился, облив рубашку. Закашлялся, мокрыми ладонями протёр лицо, потом направился к тахте. Есть ли ещё смысл стелить постель? Который час?

    Уличный фонарь нахально светил прямо в окно призрачным бледно-оранжевым светом, точно дух умершей мандаринки, если б такие существовали. Дверь в стене медленно открылась. Очень медленно. На фоне тёмного дерева появилось белое женское плечо, потом светлая волна волос и овал лица. Девушка в красном платье призывно тянула к нему руку. Пётр невольно сделал пару шагов. Коснулся приоткрытой двери, но вместо холодной стены ощутил под ладонью тёплую неровную поверхность. Ноздри уловили едва заметный запах морилки и неповторимый, ни с чем не сравнимый аромат старого дерева. Так пахнут чердаки довоенных домов, сараи и горные приюты в Бещадах. Пальцы девушки сомкнулись на запястье мужчины.

    - Не бойся,- шепнула она.

    Но он не ощущал страха, хотя, возможно, и стоило бы. Он знал это лицо с десятков своих эскизов. Оно столько раз сплывало на бумагу с кончика его карандаша, что Пётр мог бы нарисовать его с закрытыми глазами. И это тело, окутанное тонким шёлком платья, под которым проступали ясно различимые даже в полумраке соски. Девушка отступила на шаг, а мужчина, точно загипнотизированный, двинулся за ней. Когда он переступал порог, что-то вроде сгустка ржавого пламени проскользнуло у него под ногами.

    * * *

    Пётр на мгновение прикрыл глаза. Он слышал, как за его спиной с тихим скрипом закрывается дверь. По другую её сторону был ясный день. Хотя, вероятно, определение «ясный» оказалось несколько преувеличенным. Свет, струившийся с хмурого неба, напоминал цвет нежной сепии, как у натурального шёлка. Вокруг до самого горизонта расстилалась водная поверхность - такая спокойная, что поначалу производила впечатление твёрдого стеклянного зеркала. Простор этот сразу наводил на мысль о море или даже океане, но столь необычная гладкость воды скорее подходила бы озеру. Под ногами зашуршала галька.

    Девушка по-прежнему держала Петра за руку. При лучшем освещении он теперь прекрасно видел мягкий овал её лица, светлые брови и ресницы, прозрачные глаза со смолистыми капельками зрачков и почти белые волосы.