— Он что-нибудь говорил о Третьем легионе?

Фальк покачал головой:

— Нет, он лишь требует, чтобы людей Кассандра убили, а цитадель уничтожили до того, как прибудут воины Фениксийца.

Форрикс хмыкнул, и без слов выражая свое скептическое мнение о Детях Императора.

— Эта операция закончится гораздо раньше.

Словно в подтверждение, с дальнего склона донесся ритмичный грохот канонады. Горячий ветер далеко разнес эхо обстрела, и оба воина посмотрели вверх. Форрикс прислушался к этим звукам: как дирижер, оценивающий вверенный ему оркестр, он определял голос каждого орудия и любое изменение в его тембре и темпе. В громе выстрелов, в том, как быстро каждое орудие выплевывало снаряд, ему слышалось нетерпеливое предвкушение.

— Это на севере, — сказал он и потянулся к шлему, прикрепленному к доспеху магнитным зажимом.

— Воины Харкора, — отозвался Фальк.

— Пошли. — Форрикс развернулся к выходу с наблюдательного поста.

— Это не бреширующий огонь, — до Фалька наконец дошло то, что Форрикс сразу понял.

— Нет. Этот идиот начал эскаладу.

Боль. В итоге все всегда сводилось к боли.

Боль стала последним воспоминанием Беросса — а еще то, как вместе с кровью жизнь вытекает из его истерзанного тела, напоминающего сломанную марионетку. Кости раздроблены так, что ни один апотекарий не сумеет их восстановить; внутренние органы превращены в кашу воздействием сейсмической силы; а еще огонь, сжигающий его плоть, когда мощные процессы генетически усиленного метаболизма попытались — впустую — залечить смертельные раны.

Боль была сильной и никогда его не оставляла, но еще хуже было чувство стыда, когда он вспоминал, как был ранен. Его сразил не воин, способный тягаться в бою со сверхчеловеком, взращенным для битвы, и не ксенос, воплощение кошмаров, слишком ужасный, чтобы с ним сражаться.

Нет, причиной страданий Беросса стал его примарх.

Тот удар был слишком быстрым, чтобы от него увернуться, и слишком сильным, чтобы от него оправиться. Затем последовал второй удар — на самом деле лишний, ибо к тому моменту Беросс в обычном понимании был уже мертв. Но Четвертый легион ничего не делал наполовину, и Пертурабо воплотил эту военную мудрость не в один, а в два сокрушительных удара.

Беросс сглатывал кровь, которая затем стекала по разорванному пищеводу, выдыхал ее в виде кровавой пены через пробитые легкие и ждал прихода смерти, которая будет похожа на его жизнь. Горькая и мучительная.

Он терпел постоянную боль со времен войны с Черными Судьями, когда вопящая орава Обвинителей, чьи лица скрывались под клобуками, застала его врасплох. По отдельности Обвинители не смогли бы справиться с воином из Легионес Астартес; но его окружил целый десяток, и все они были вооружены цепными молотами, которые со смертоносной легкостью пробивали пластины брони.

Шестеро пали прежде, чем остальные добрались до него. Все больше ударов находили свою цель, и вскоре нападающие практически резали его на части; наконец зубья вражеского оружия вгрызлись в его тело и почти перебили позвоночник. Но он все-таки убил их всех — из последних сил, после чего рухнул на землю. Апотекарии нашли его в окружении трупов врагов в черных капюшонах, и восстановление его плоти потребовало настоящего медицинского чуда. Его тело создали заново, укрепили аугметикой, трансплантировали стволы нервов, но и тогда боль никуда не ушла.

Но она померкла в тот единственный момент, когда он сказал не те слова не в то время. На свою неудачу он отправился доложить досадные вести Железному Владыке, чье настроение, и так непостоянное, только ухудшилось после бойни на Исстване-V.