Хейке кивнул.
— Ты хочешь, чтобы я научил тебя лекарскому искусству?
— Да, конечно! Я буду тебе благодарна!
— Но тогда ты должна пообещать мне никогда не использовать свои способности в злых целях.
— Обещаю, — сказала Тула, не очень-то веря в подобные обещания. Но она питала такое глубокое уважение к Хейке, что обещала в глубине души постараться как можно дольше избегать таких экстравагантностей, как желать смерти тем, кто ей не нравится. Но об этом она молчала.
— Прекрасно, — сказал Хейке. — Тогда я напишу твоим родителям, что ты останешься здесь на несколько месяцев. А потом мы позаботимся о том, чтобы отправить тебя домой.
— Да, спасибо, — сказала Тула. Что ей еще оставалось делать?
— Ты наверняка знаешь, кто из наших предков является твоим личным защитником? У нас всегда было так, что кто-то за кого-то отвечает.
— Да. Виллему и Доминик, не так ли?
— Именно так. И тебе особенно повезло: оба они избранные. Тебе ведь известно, что избранные стоят гораздо выше нас, несчастных «меченых». Они являются избранными в силу своих прекрасных душевных качеств.
Тула кивнула с отсутствующим видом; она считала, что Хейке тоже обладает прекрасными душевными качествами, но ее занимало другое.
— Скажи мне, Хейке… Я много думала об этом, но не решалась спросить. Как ты думаешь, те, кто помогал нам в борьбе с Тенгелем Злым у меня дома, они знали, что я… «меченая»?
Как трудно было ей произносить это слово вслух! Но теперь она признала это, теперь она твердо была уверена в том, что она одна из «них». Мысль об этом была ей неприятна.
— Я уверен в том, что они знали об этом, — сказал Хейке. — И им было жаль тебя. Они хотели помочь тебе. Иначе разве стали бы они давать тебе таких выдающихся покровителей?
Значит, они знали! И ей от этого было не легче.
В тот же вечер у нее возникли осложнения с призраками.
И впоследствии она стала сомневаться в том, что с ней действительно произошло это. Все происходило в полумраке, как это бывает во сне, и сама она ощущала какое-то сонное равнодушие. Какие только странные вещи не происходили в этом доме!
Стоило ей только лечь в свою чудесную, пахнувшую свежестью постель, как она задрожала от испуга. В ее комнате находились четыре призрачные фигуры.
Для них не существовало ни дверей, ни прочих глупых человеческих выдумок. Это были четыре демона. Их перепончатые крылья были сложены за спиной.
Их взгляды, обращенные к ней, были суровыми и агрессивными, без малейшего намека на юмор.
«Хейке, помоги…» — подумала она.
На миг ею овладела ярость. Но она вспомнила слова Хейке. Этих четверых не стоило гневить. Они были опасны и непостижимы.
Господи, ну и вид же был у них! Эти… эти огромные… Уфф!
Тем не менее, она чувствовала ярость и, поджав губы, отвернулась.
Собрав все свое мужество, сидя на постели с поднятыми под одеялом коленями, она вежливо произнесла:
— Добрый вечер, уважаемые господа! Что вам угодно?
Безумные слова! Что теперь будет?
Они пристально и холодно разглядывали ее. Ей рассказывали, как однажды судья Снивель был растерзан на куски призраками — и она затрепетала от страха. Он был их весенней жертвой, но теперь был уже конец лета, подумала она с юмором висельника.
Один из них сделал ей знак, чтобы она встала.
Дрожа от страха, Тула поднялась с постели.
Их половые члены медленно поднялись. Достигли немыслимых размеров. Она издала вопль, затаила дыханье.
Еще одно движение руки: они желали, чтобы она разделась. |