— Я устала. Хочу спать.

Санитар вышел, но продолжал наблюдать за ней в стеклянное окно на двери.

Она легла на койку и закрыла глаза.

Возможно ли, чтобы женщина с каждым днем становилась все красивее?

Санитара звали Карлос Эрнандес. Он был одним из немногих мужчин в штате больницы, и приятели в Фресно издевались над ним, утверждая, что он нашел работу своей мечты.

— Добро пожаловать в «Алтасито», — подшучивали они. — Население — две тысячи. Тысяча девятьсот девяносто девять тронувшихся сучек и ты!

Но на самом деле Карлос был ужасно одинок. Более, чем когда-либо. Да, он был окружен женщинами. Но среди них не было ни одной, с кем бы он хотел познакомиться поближе, не говоря уже о дружбе или более серьезных отношениях. О пациентках, разумеется, речи не шло, средний возраст санитарок был не менее сорока двух лет, а средний вес — около ста восьмидесяти фунтов. Не совсем то, что нужно. Для заведения, в котором жили две тысячи женщин, здесь было на удивление мало красоток. «Вода, вода повсюду, напиться невозможно».

Но София Баста… была исключением, которое подтверждает правило. Аномалия. Чудо природы. Ей было сорок с лишним, если верить свидетельству о рождении, но выглядела она лет на десять моложе и бесконечно желаннее, чем любая женщина из тех, которых знал и с которыми встречался Эрнандес. Гладкая кожа, совершенные черты лица, гибкое стройное тело — всего этого было более чем достаточно, чтобы воспламенить фантазии молодого санитара. Но София оставалась выше всего этого. Сохраняла внутреннее спокойствие. Излучала свет доброты. Конечно, Карлос знал о ее умственной болезни. Убери лекарства, и она мгновенно сломается, вновь превратившись в безумную и крайне опасную, способную на убийство психопатку. Но поверить этому было трудно, тем более что стоило заговорить с ней, и София казалась самым разумным, прелестным и нежным созданием на земле.

Он увидел, как трясутся ее плечи. И хотя это было нарушением правил, он ничего не мог с собой поделать. Проскользнув в палату, он сел на койку.

— Не плачьте, — сочувственно пробормотал он. — Вам вовсе не обязательно видеть кого-то, если вы не хотите. Многие пациентки не хотят никаких внешних контактов.

София повернулась и взглянула на него восхитительными глазами цвета расплавленного шоколада. Желудок Карлоса перевернулся, как оладья на сковороде.

— Разве со временем не становится легче?

Нет. С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой обстановка становилась все более удушливой и угнетающей.

Карлос знал, какой тяжкий урон наносит человеку жизнь в подобном заведении. Безнадежность, отчаяние, сознание, что ты никогда не выйдешь на свободу, что это останется твоим миром до последнего вздоха, унылым и бесцветным.

Но он не мог заставить себя сказать это Софии.

— Конечно, становится.

— Я бы встретилась с ним, — вырвалось у Софии, — если бы у меня была надежда выбраться отсюда. Если бы у меня было будущее. Если бы я могла хоть что-то предложить ему… но если всего этого нет, жестоко обнадеживать его. Он должен меня забыть.

— Постарайтесь отдохнуть, — шепнул Карлос, укутывая ее одеялом и осторожно погладив по волосам, прежде чем уйти, но предварительно оглядев коридор, чтобы убедиться, что его не заметили. Ни души. Как всегда в день посещений.

Карлос никогда не видел Мэтта Дейли. Но точно знал одно: он никогда не забудет Софию. Эта женщина незабываема.

Мэтт направлялся к шоссе, соединявшему два штата. Его новый «рейндж-ровер», сделанный по спецзаказу, был единственной машиной на дороге. Голая пустыня простиралась во всех направлениях. Океан пыли и пустоты. Как моя жизнь. Скорбь и опустошение…

Весь мир считал, что Мэтт Дейли начал новую жизнь.