|
Тем более что письменное изложение того или иного события помогает лучше его запомнить, а мне хочется навеки сохранить в памяти свое первое посещение Аскота!
Неужели от такого великолепия человек может почувствовать своего рода blase.
Одна молодая замужняя дама мне говорила:
— Не возьму в толк, почему вам так хочется ехать. Терпеть не могу Аскот — обычный пикник, да еще с запахом конюшен!
А я наслаждалась каждой минутой пребывания в Аскоте, жаждала снова поехать в пятницу, да тетушка Дороти не позволила.
В среду я встретила там Росси. Он очень робко подошел ко мне и сказал:
— Не обижайтесь на меня, Максина, позвольте хоть иногда видеться с вами.
Я разрешила ему приходить к нам, и, смею заметить, он гораздо приятнее, чем я думала. Вообще я чувствую себя теперь намного умнее и старше, и, наверно, с моей стороны было весьма глупо и взбалмошно убегать из дому.
Айвор ужасно болен. Я только что вернулась из Челси в самых расстроенных чувствах.
Часа два назад позвонила Поппи и сказала:
— Максина, у Айвора двустороннее воспаление легких. Можешь зайти навестить его? Он про тебя спрашивал.
— Ой, Поппи, какой ужас! — охнула я. — Конечно, сейчас же приду.
Я бросилась вниз по лестнице и хорошо сделала, что поторопилась — дядюшкин шофер как раз собирался ехать в гараж. Я назвала адрес Айвора и велела ему мчаться на полной скорости, точно за ним черти гонятся.
Поппи встретила меня у входа. Говорит, Айвор заболел два дня назад и не вызывал врача до вчерашнего вечера, когда ему стало совсем плохо.
Доктор велел ехать в больницу, однако Айвор поднял такой шум, что они не посмели настаивать — любое волнение способно было причинить ему вред.
— Мы не знаем, что делать, как заставить его лечь в больницу, — пожаловалась Поппи. — Здесь сиделка, мы с ней по очереди за ним ухаживаем. Она сейчас прилегла перед ночным дежурством.
Я вошла в комнату Айвора, он лежал неподвижно, сильно осунувшийся и бледный.
Он и так худой, а болезнь еще больше его иссушила. Несмотря на волнение, я вспомнила, как Айвор сравнивал современных худых эмансипе с голодающими из России — сам он сейчас выглядел не лучше. Глядя на него, я готова была расплакаться.
Я села рядом и коснулась его руки. Айвор открыл глаза и попытался мне улыбнуться, что стоило ему страшных усилий.
— Поскорей выздоравливай, Айвор, — сказала я. — Это нехорошо с твоей стороны.
Он опять улыбнулся, и меня поразило, как тяжело он дышал.
— Поедешь в больницу? Пожалуйста!.. — с мольбой обратилась я к Айвору.
Он покачал головой и пробормотал что-то насчет «богачей».
— Ох, не валяй дурака, Айвор, гораздо важнее, чтоб ты поправился.
Но, заметив, что мои слова начали его раздражать, я замолчала и решила больше ничего не говорить, просто сидела молча и держала его за руку.
В комнате было тихо, слабый свет едва освещал постель больного. Мне показалось, что Айвор задремал. В дверь заглянула Поппи и поманила меня. Я на цыпочках вышла из комнаты.
— Я уверена, с тобой ему лучше, — заметила Поппи. — Он выглядит поспокойнее, а всю прошлую ночь метался в жару.
— Послушай, Поппи, неужели он может умереть? — спросила я.
— Нет, — ответила она, — но он очень слаб и настолько упрям, что доктор едва справляется с ним. Сестра, впрочем, ужасно мила и дежурит возле него всю ночь.
Я дала Поппи пять фунтов и объявила:
— Ты просто обязана взять для Айвора и не смей ему говорить, что я даю деньги, поскольку отлично знаешь, как он относится к этому. |