Я вижу, что он искренне считает, что я совсем не изменилась, разве что стала пользоваться косметикой. Да и мне он кажется все таким же скрытным и немногословным, как тогда, в Париже. И хотя мы последние несколько дней провели вместе, не скажу, что сумела узнать его хоть чуточку лучше.

Большинство моих друзей произвели на него самое ужасное впечатление, и это очень печально. Мона тоже не понравилась. Я-то думала, они прекрасно поладят. Полюбопытствовав, почему она не пришлась ему по душе, я услышала:

— Когда я хочу, чтобы передо мной кто-то позировал, то плачу за это деньги.

Тетушка Дороти невысокого о нем мнения — могу с уверенностью утверждать. Внешне это никак не выражается — она одинаково любезна со всеми молодыми людьми. Но я знаю — ее ошеломляют его одежда и американское произношение. В Париже я вообще не замечала акцента Томми, а теперь мне он кажется просто вопиющим. Наверно, из-за того, что я постоянно нахожусь в исключительно английской среде.

Томми обедал у нас вчера вечером, после чего мы отправились на вечеринку. Нас, конечно, взяла тетушка Дороти. В самый разгар веселья он шепнул мне на ухо:

— Я не в силах все это терпеть, Максина. Позвоню тебе утром.

И ушел, прежде чем я успела возразить что-нибудь.

По-моему, это не очень вежливо с его стороны, ведь я так старалась развлечь его и познакомить со всеми своими друзьями. В итоге получилось, что в нашей компании недостает мужчины, а это уже непростительно.

Впрочем, нет худа без добра, и теперь я знаю, что ошиблась, думая, будто в один прекрасный день смогу выйти за Томми замуж.

Вчера утром я довольно поздно вернулась с верховой прогулки.

День выдался чудесный, и я не торопилась вернуться домой, хоть и помнила о назначенной встрече с Томми. Думаю, с ним ничего не случится, если он немного подождет.

Не хочу показаться чересчур самолюбивой, но мне кажется, что Томми обращается со мной весьма небрежно, учитывая, до чего милы и внимательны ко мне окружающие.

Он привык все делать по-своему, исходя из собственных интересов; ему ничего не стоит не выполнить обещанного. Как-то раз я целый день прождала его телефонного звонка. Он позвонил лишь к вечеру.

— Где ты пропадал? — спросила я.

— А, городом любовался, — говорит он. — Утром встал, пошел в доки и целый день проторчал там, делая наброски.

Я пришла в бешенство: ведь ему ничего не стоило позвонить. Должен же где-нибудь в доках быть телефон.

Итак, не спеша я ехала на лошади, нежась в солнечных лучах. И спутник мне подвернулся очаровательный, что само по себе уже может быть оправданием позднему возвращению.

Он служит в конногвардейской бригаде, очень любезен, наговорил мне множество комплиментов по поводу моего стиля верховой езды и твердой руки.

Вернулась я уже почти в четверть первого и обнаружила в холле шляпу Томми.

Ну почему бы ему не носить шляпу с нормальными полями?! Впрочем, спорить с ним бесполезно. Он с тупым упрямством будет повторять, что так удобней и он всегда такие носит.

Я влетела в будуар — Томми беседовал с Поппи, которая пришла из Вестминстера с какими-то бумагами для дядюшки Лайонела.

Оба сказали: «Привет!» — но, похоже, особой радости при виде меня не испытали и даже не спросили, почему я опоздала. Мне ничего не оставалось, как подняться наверх. Переодевшись, я спустилась в будуар, но их и след простыл! Ну это уж ни на что не похоже! Томми должен был со мной завтракать в «Ритце».

Я позвонила Поппи в офис спросить, что стряслось, однако она, как мне сказали, еще не вернулась. Через час явился Томми и довольно небрежно, без каких-либо извинений, сообщил, что он ходил с Поппи в Вестминстер. На вопрос, почему они не подождали и не предупредили меня, Томми пожал плечами:

— Я думал, ты несколько часов будешь переодеваться.