Маньяк в ужасе разглядывал дырку у себя на груди. Я, подражая вестернам, уже в третий раз сдувала дым с кончика пистолета.

    – Так. Ладно, барышня, вы теперь моя! Ты, пушистый придурок, можешь лететь.

    Оська потерял дар речи, переваривая то, как именно его только что обозвали.

    Маньяк подошел ко мне почти вплотную, и я радостно выстрелила ему еще и в голову. Маньяк рухнул, правая рука почему-то отлетела в сторону.

    – Так его, так! – прыгал отошедший Оська! Я ему еще и глаз выколю, извращенцу!

    – Почему извращенцу? – поинтересовалась я, глядя, как мертвец кое-как садится и горестно смотрит на отвалившуюся руку.

    – Так он же труп! А все туда же – на молоденьких потянуло.

    – Ну все, я разозлился! – Подобранная с земли рука с щелчком становится на место, глаза начинают гореть красным, а зубы сильно удлиняются. – Готовься, дева! Я тебя…

    – Ладно.

    Монстр осекся и во все глаза удивленно на меня посмотрел.

    – То есть ты согласна?

    Я кивнула, спрятала пистолет за пояс (все равно патроны кончились) и пошла в сторону лагеря.

    – Ирлин, ты с ума сошла или как? – шипел Оська.

    Я знаком показала ему молчать, а потом тихо шепнула, чтобы он слетал за Диком и Лисом, как раз караулившими данного маньяка на кладбище.

    – Они могут не успеть, – резонно возразил Оська.

    – А ты скажи Дику, что меня уже насилуют, – хитро улыбнулась я, слабо представляя себе, что это такое. Наверное, синоним слову «едят».

    Оська ахнул, торжественно меня перекрестил и быстро улетел назад к кладбищу.

    – А у тебя умная птичка, все поняла сразу, – одобрил бредущий позади зомби. – Ну так как, далеко нам еще идти?

    – Нет, тут рядом костер и мои вещи. А что, вы куда-то торопитесь?

    Мертвец промолчал, а мы уже как раз вышли к костру.

    – Располагайтесь. Чай? Кофе?

    – Тебя! – прорычал он, разрывая на груди рубашку. Я мрачно на него посмотрела, а потом достала дробовик из-под плаща. Мертвец сник.

    – Так чай или кофе?

    – Кофе.

    – Держи.

    В принципе он оказался неплохим парнем. Правда, пару раз пытался эротично стянуть штаны, но я поднимала дробовик, и штаны надевались обратно на семейные трусы в красный горох. Он рассказывал мне о жизни под землей, я ему – о полетах. Пили чай.

    Через две минуты я поняла, что пора, и, соблазнительно улыбаясь, резко разорвала на своей груди рубаху. Маньяк поперхнулся чаем и сильно закашлялся, вытаращив на меня глаза. Я же поползла прямо к нему, распуская на ходу хвост и давая рассыпаться серебру волос по плечам. Маньяк не верил в собственное счастье.

    – Ну же, обними меня, – прошептала я и протянула к нему руки, улавливая легкие шаги метрах в двадцати от нас.

    Меня немедленно сгребли на руки и радостно заулыбались. Я тоже ему улыбнулась, а потом набрала в грудь побольше воздуха и ка-ак завизжу!

    – А-а-а!!!

    Дик стрелой вырвался из кустов, врезал сапогом все еще улыбающемуся маньяку по челюсти (челюсть улетела в кусты), вырвал меня из его рук и разрядил в него свой личный дробовик.