– Ой, привет! – Ничего более умного я сказать не могла в принципе.

    Ругая себя, пытаюсь встать, но тут же плюхаюсь обратно, так как Дик даже и не думает убирать руки с моей талии, все так же крепко удерживая на месте. Ситуация критическая, срочно пытаюсь сообразить, как бы поправдоподобнее объяснить, что именно я делаю ночью в его кровати… Гм. Ну не знаю.

    – Ирлин, ты чего застряла? – Это Оська. Громко и из-под кровати. Кошмар. – Давай, поконтачила с ним и вылазь, хорош к нему прижиматься.

    У Дика брови медленно ползут вверх, интерес в его глазах переходит все границы. Сижу пунцовая, сильно ругаясь про себя и старательно ему улыбаясь. Оську – придушу!

    – Ты чего, уснула?

    – Нет, – шиплю я.

    – Тогда слазь, кому говорю, а то опять очнется, а сковородка у меня.

    Стараюсь не смотреть на Дика. Интересно, о чем он сейчас думает?

    – Ося, он уже очнулся! Тишина под кроватью.

    – Да?

    – Да!

    Тихое шуршание. А потом медленно появляющаяся сбоку от головы Дика ручка сковородки.

    Дик с интересом ее рассматривает.

    – Держи, – пыхтит Оська, – она тяжелая.

    Дик садится и сам берет сковородку, поднимая вместе с ней и вцепившегося в ее край Оську. Тот, увидев лицо Дика недалеко от своего клюва (он опять совенок), удивленно хлопает глазками, а потом радостно ощеривается в широкой улыбке.

    – Ой, привет! А мы тут…

    Закончить он не успел, был очень занят: вылетал из окна прямо сквозь стекло, улепетывая от летящей ему вслед сковородки. По-моему, улетел-таки, хотя и не уверена.

    – Так, а теперь разберемся с тобой.

    Я почувствовала, как сердце с грохотом падает в желудок, настойчиво ища путь, ведущий к пятке. Он смотрит на меня очень странно, удерживая в одной руке обе моих ладони, а другой сжимая мой подбородок и изучая широко распахнутые от страха глаза.

    – Ты меня тоже сейчас выкинешь в окно?

    – Куда? – переспрашивает он.

    – В окно. Но там дождь и многокилометровая пропасть – так что, может, накажешь как-нибудь по-другому?

    Он усмехается, даже и не думая развеивать мои страхи.

    – И что ты успела увидеть?

    – Где?

    – Не надо, Лин. – Я замираю. Так он меня еще никогда не называл. Но страх от этого меньше не становится.

    – Ну… я увидела гибель твоего брата.

    Сузившиеся глаза, вздувшиеся желваки и ярость, наполнившая его глаза. Мне хана, он меня точно сейчас убьет! Не видать мне хранительства, как своих ушей…

    Неожиданно меня отпускают, он снова ложится на постель, заведя руки за спину и разглядывая потолок над головой. Я смотрю на него, не зная, что мне делать.

    – Зачем ты это сделала, Лин?

    Вот опять, он снова назвал меня Лин.

    – Я… я переживала!

    Он молчит, продолжая рассматривать рисунок на потолке.

    – Я переживала из-за того, что ты накричал на меня сегодня утром.