Я Москву, как пять пальцев, знаю. Прямо поедем, потом свернем, а там и рукой подать.
- Ясно, видно, что ты дока, - согласился я. - Страстной монастырь знаешь?
- Как не знать.
- Сможешь до него доехать?
- Как не смочь, конечно, смогу. Только ты давеча просился в Митрово, а это в другой стороне.
Я не стал выяснять, что мужик понимает под таинственным «Митровым», и устроился на застеленной рогожей соломенном сидение.
- Поезжай к Страстному монастырю, дальше я покажу.
- Добавить в таком случае двугривенный надоть, конец неблизкий!
- Езжай скорей, добавлю.
- Помолиться или просто так, из любопытства? - спросил извозчик, скорее всего не из интереса к моим делам, а для поддержания разговора.
- Помолиться, - ответил я.
- Дело хорошее, не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не простится. Только дорог стал, скажу я тебе, барин, нынче овес, - сообщил после минутного размышления свое обобщенное мнение о порядке в мироздании возница. - Кусается!
- Овес у нас всегда дорог, как и все энергоносители, - согласился я.
Мужика непонятные слова не смутили, то ли не расслышал, то ли неведомо как перевел на свой понятный язык.
- Это да, здеся в Москве все кусается! Я вот все езжу и думаю, а для чего в Москве столько народа живет, ежели у нас в Костромской губернии овес дешевле?
- Так не все же одним овсом питаются.
- Это ты востро подметил, господин хороший, я вот еще чай оченно уважаю. За день намерзнешься, Пойдешь в трактир, примешь шкалик! Хорошо.
«Господи, - подумал я, - меня к Чехову везет чеховский же персонаж».
- Ты куда поворачиваешь! - поймал я за руку любителя чая, попытавшегося в начале Пречистенки повернуть не налево, а направо.
- Знамо куда, ты же сам велел к Страстному везти! - удивился извозчик.
- Так Страстной монастырь налево, а ты проворачиваешь направо.
- Тут ближе будет, - не очень уверенно сказал мужик и развернул свою клячу. - Привередлив ты, как я посмотрю, барин. Все тебе не так.
Было начало десятого вечера, и я надеялся застать писателя дома. В противном случае придется ждать его на улице.
Как представиться Антону Павловичу, я не знал, осталось надеяться на собственное нахальство и изворотливость, и его беззащитную деликатность.
От Страстного монастыря мы опять повернули налево и попали на тихую, почти провинциальную Малую Дмитровку, застроенную небольшими особняками.
- А говорил в монастырь на моление едешь, - упрекнул забывший обиду извозчик. - Коли сказал бы, куды тебе надобно, я б тебя враз домчал. Эх, залетные! - прикрикнул на свою единственную клячу костромской крестьянин и помахал над головой лошади кнутом.
Я, не отвечая, разглядывал дома, чтобы не пропустить тот, на котором в будущем будет висеть мемориальная доска. Перед тем, как отправиться в прошлое, я намеренно сходил на эту улицу, чтобы не пришлось расспрашивать прохожих, где найти дом Шешкова, у которого Чехов обычно останавливался, приезжая в Москву.
Улица за сто лет почти не изменилась. Не хватало только нескольких офисных зданий, построенных в XX веке.
- Останови здесь! - велел я извозчику, увидев впереди знакомый дом. |