Пристав, заметно сглотнул застрявший в горле ком, покраснел, поклонился и оставил нас одних.

    -  Прошу садиться, - холодно предложил мне джентльмен, опускаясь на противоположный от меня конец дивана. Я последовал его примеру, как мне казалось, не уступая ему в холодной вежливости.

    -  Изволите, как и моя дочь, быть революционером? - подождав, пока я приму удобную позу, спросил генерал.

    Мне такой оборот разговора понравился, и я, не меняя выражения лица, ответил в его же тоне:

    -  Никак нет, не изволю.

    -  Что же вас с ней объединило? - опять нашел обтекаемую формулировку хозяин.

    -  Только крыша крестьянской избы, где мы случайно сошлись.

    По тому, как что-то дрогнуло у папеньки в лице, я понял, что использовал не совсем правильный термин. Пожалуй, употреблять слово «сошлись» в таком контексте мне не следовало. Тем более, что я в его глазах был не только подозрительной личностью безо всяких устоев, но и оборванец, наряженный в лохмотья, провалявшиеся незнамо сколько лет в гутмахеровском подвале. Однако, Александр Иванович стойко выдержал удар и, не меняя голоса, поинтересовался:

    -  И каковы ваши дальнейшие намерения.

    Я не стал извинениями и поправками усугублять возникшую неловкость и ответил просто:

    -  Если у вас больше нет ко мне вопросов, я намерен уехать в Москву.

    -  А как же Наташа?

    Опять в разговоре возникла двусмысленная недомолвка, которую мне пришлось преодолевать за счет наигранной наивности:

    -  Когда мы сегодня утром познакомились с вашей дочерью, у нас произошел разговор на политические темы, и у меня создалось впечатление, что Наталья Александровна посчитала меня ретроградом. Так что, думаю, она не расстроится, если я покину ваш дом. Впрочем, если ей будет приятно мое присутствие…

    Последнюю фразу я недоговорил за ее ненадобностью, так как ключевые слова во всем, что я сказал, были: «познакомились сегодня утром». Они отвергали все остальные вопросы. Было видно, как у чадолюбивого папеньки сразу же отлегло от сердца, и на меня он взглянул почти с симпатией.

    -  Так вы с Натальей Александровной познакомились только сегодня утром?

    -  Да, - подтвердил я, - совершенно случайно. Меня в избу, в которой она собиралась бороться за народное счастье, привез крестьянин Еремей.

    Расслабившийся было Александр Иванович опять напрягся и, хмурясь, попытался объяснить поведение дочери:

    -  Поверьте, уважаемый Василий Тимофеевич, моя Наташа чудесная девушка, но последнее время с ней не стало никакого слада. Она откуда-то набралась вздорных идей, увлеклась всякими… планами и теперь говорит только о… тяжелом положении народа и просвещении, - после заминки договорил генерал, не решившись произнести крамольного слова «революционные идеи».

    -  Что здесь особенного, - успокоил я отца с высоты своего зрелого возраста, - молодежь всегда ищет новых путей и восприимчива к радикальным мыслям, только мне показалось, что Наталья Александровна немного отстает от моды, народники и хождение в народ ближе вашим ровесникам, чем ее. Вот если она увлечется более революционными методами…

    -  Господь с вами, - замахал руками хозяин, - этого еще нам не хватает! А вы, господин Харлсон, случайно не имеете отношение к тайной полиции? - после многозначительной паузы, проницательно глядя мне в глаза, спросил царский сатрап со ставшей брезгливой улыбкой.