К сожалению, про меня дамы больше не вспомнили и не пригласили полюбоваться надетым бельем. Пришлось удовлетвориться их неясным отражением. Юбка была Александре Михайловне мала, но желание прикинуть на себя одежду будущего пересилило неудобство и совместными усилиями дамы ее таки натянули. После этого и роскошная грудь скрылась под каким-то топиком: Коллонтай превратилась в нормальную современную девушку. Единственной дисгармонией была пышная прическа с тяжелым узлом волос на затылке. В наше время таких причесок не встретишь.

    -  Леш, можешь посмотреть, - оповестила меня Ольга.

    Я встал и прошел в середину комнаты. Александра Михайловна была явно смущена, на ее щеках выступил румянец, и она старалась не встречаться со мной взглядом.

    -  Знаете, Александра Михайловна, одежда будущего вам идет, - вполне искренне сказал я. - У вас красивые ноги!

    Невинный комплемент, который не вызвал бы никакой реакции у наших современниц, заставил запылать щеки революционерки. Женщины девятнадцатого века, носившие глубокие декольте, показывать ноги не привыкли.

    -  Вы находите, - только и нашлась она что сказать. - Неужели в таком виде женщины будут ходить по улицам?!

    -  Если у них красивые ноги, или они хотя бы думают, что они у них красивые, то будут, - ответил я.

    -  Ну, ладно, Леш, полюбовался, и хватит, - вмешалась в разговор Ольга. - Ты нам мешаешь.

    Мне не оставалось ничего другого, как оставить женщин наедине. Я решил, было, примкнуть к мужской компании, продолжавшей заседать в диванной комнате, но оказалось, что пока я читал и любовался прекрасными дамами, оба пожилых джентльмена уже успели солидно набраться ликерами. Разговор их стал более оживленным, но менее вразумительным. Теперь они нашли общую точку соприкосновения и в два голоса ругали террористов-революционеров, дестабилизирующих русское общество.

    Я тоже был против индивидуального и, тем более, публичного террора, но не против давления на власти со стороны левого спектра социума. В конце концов, если бы люди не боролись за свои права, мы бы до сих пор жили в рабовладельческом обществе. Это я и попытался сказать, но услышан не был. Александр Иванович для того, чтобы принять мою точку зрения, был слишком консервативен, а Аарон Моисеевич слишком пьян.

    Однако, Александр Иванович, как представитель старшего поколения, не смог отказать себе в удовольствии поделиться своими глубокими наблюдениями по поводу правильного подхода к решению социальных задач:

    -  Когда я был молод, - сообщил он, - нам и в голову не приходило касаться каких-нибудь политических или социальных текущих дел, мы занимались только учебою. Для правильного и глубокого обсуждения таких общественных вопросов нужно быть человеком уже практическим, нужно много видеть, много знать, многое самому испытать. Иначе это будет обычный дилетантизм и профанация. Молодому человеку нужно многое испытать на практике, чтобы правильно и не односторонне судить о направлении и руководстве властей, а где же возможность этого правильного суждения, когда не выработано еще собственное миросозерцание, когда не приобретена еще твердая научная подготовка!

    Я пожалел, что с нами нет стенографистки записать такие правильные и глубокие мысли.

    -  Абсолютно с вами согласен, - подтвердил позицию царского генерала пьяный профессор Гутмахер. - Учиться они толком не хотят, а «Мерседесы» им подавай. Вы знаете, что вот этот ваш потомок не уважает отечественные автомобили? Вы бы слышали, как он недавно ругал «Москвич»!

    -  И я о том же! - перебил его Александр Иванович.