Ольге, как большинству женщин, возиться с тряпками и примерками было не в тягость, а в радость, и она с удовольствием раскрыла свой таинственный чемодан. При осмотре «достопримечательностей» присутствовали обе революционерки: народница и социал-демократка, и мы с хозяйкой чемодана. Софья Аркадьевна, вероятно, смущенная моим присутствием, как потомка мужского рода, с нами в гостиную не пошла.

    Через несколько минут большой обеденный стол, покрытый лиловой бархатной скатертью, был завален совершенно отпадными тряпками. Для меня все это великолепие благодаря телевизионной рекламе было не в диковину и удивляло только то, каким образом весь этот арсенал попал к Ольге. Чтобы накупить столько белья, нужно было, по крайней мере, весьма значительное свободное время, которого у моей «кузины» перед отбытием в прошлое не было.

    Осмотр начался, как театральное шоу. Ольга была просто великолепна в своей неприкрытой гордости за наш просвещенный век. Владелица всех этих сокровищ смаковала каждую вещицу, показывая и попутно разъясняя ее назначение. Невесомая, прозрачная амуниция женской привлекательности произвела на Александру Михайловну завораживающее действие. Глаза ее загадочно мерцали, и она, как бы невзначай, кончиками пальцев принялась перебирать атрибуты женской неотразимости.

    -  Нравится? - поинтересовалась Ольга, победно оглядывая на свое богатство. - Хочешь что-нибудь померить?

    -  А это удобно? - поинтересовалась видная социал-демократка, у которой дрогнули веки и чувственно расширились ноздри. - Тем более, что мы не одни! - При этом она покосилась в мою сторону.

    -  А что неудобного? - деланно удивилась Оля, глядя на меня лукавым глазом. - Вы же революционерки! Как Леша говорит - эмансипе! Да чего здесь такого? Когда мы будем переодеваться, Алексей отвернется.

    Услышать термин «эмансипе» из уст Ольги было круто, но еще круче оказалось наблюдать за реакцией передового женского отряда начала двадцатого века на такое сомнительное и для наших дней предложение - мерить белье перед посторонним мужчиной. Он, этот отряд, в первую минуту растерялся и не нашелся, что ответить. Между тем моя современница с полной непосредственностью, даже забыв попросить меня отвернуться, лихо сбросила с себя верхнюю одежду и осталась в одном белье.

    -  Ну, как вам нравится? - скромно потупив глазки, поинтересовалась она и, покачивая бедрами, в манере топ-модели прошлась по гостиной.

    В прозрачном белье, где надо подбритая и уверенная в своих достоинствах Ольга, бесспорно, выглядела классно. Обе революционерки заворожено и растерянно смотрели на нее во все глаза, не забывая про мое молчаливое присутствие.

    -  Ну, че, девки, кто рискнет померить? - поинтересовалась наша раскованная современница и опять насмешливо улыбнулась.

    -  Простите, мне нужно уйти, - сдавленным голосом сообщила народница и, не поднимая глаз, неприлично быстро выскочила из комнаты.

    -  Вот тебе и эмансипация! - засмеялась ей вслед Ольга. - Мужика испугалась! Ты, Шур, тоже куда-нибудь спешишь? - добавила она, нахально глядя на социал-демократку.

    Александра Михайловна скользнула в мою сторону задумчивым взглядом и, облизнув кончиком языка губы, ответила глухим голосом:

    -  Нет, я не спешу.

    Потом добавила, обращаясь ко мне:

    -  Вы, надеюсь, не будете смотреть, как я переодеваюсь?

    -  Конечно, если вас это смущает, - сказал я небрежным тоном, подражая в нахальстве Ольге. - Если вы хотите, то я отвернусь.