Изменить размер шрифта - +

    Однако, читать мне снова помешали. Теперь в библиотеку явилась Наталья Александровна с лицом вытянутым не менее, чем оно было недавно у ее маменьки.

    -  Василий, извините, Алексей Григорьевич, скажите, это что, мистификация?

    -  В смысле? - не понял я.

    -  Откуда вы взялись, и что вы за люди?!

    -  Вам что, тоже не понравилась Ольгины тряпки? - вопросом на вопрос ответил я.

    -  При чем здесь, как вы выражаетесь, тряпки! Я ничего не имею против ее странного русского языка, я даже понимаю, что одежда может быть не только такой, которую носим мы, но то, как Ольга Глебовна говорит о народе, об отношениях между мужчинами и женщинами - это просто чудовищно!

    -  Вот вы ее и просветите, - легкомысленно посоветовал я. - Вы же собрались просвещать наш темный народ, просветите его грамотную часть.

    -  Но, но… Ольга Глебовна не скрывает, что находится… - Здесь Наталья Александровна надолго замолчала, подбирая слова, потом начала краснеть и с трудом докончила фразу. - … в определенных свободных отношениях с этим странным старым человеком, господином Гутмахером!

    -  А вам-то какое до этого дело, - рассердившись на революционерку, не очень любезно оборвал я ее морализаторство. - Вам что до того?! Вы для чего пошли в революцию? Бедные крестьяне вас очень волнуют? Или вы хотите избавиться от опеки родителей? Кем вы вообще собираетесь стать, Верой Фигнер или какой-нибудь Коллонтай?

    -  А откуда вы знаете этих женщин? - совершенно неожиданно повернула разговор Наталья.

    -  Не помню, в школе по истории проходили. Фигнер, кажется, была народоволкой, а Коллонтай как-то связана с революцией, и еще она, - вспомнил я, - первая женщина-посол…

    -  Александра Михайловна Домонтович?

    -  Какая еще Домонтович? Я такую не знаю.

    -  Это девичья фамилия Александры Михайловны, - пояснила Наталья. - Вы же говорили об Александре Михайловне Коллонтай? Мы с ней хорошо знакомы.

    -  Насчет того, как звали ту Коллонтай, я ничего сказать не могу, - покаялся я. - Может быть, и Александра. Я помню только, что в революции было несколько известных баб, извините, женщин, она одна из них.

    -  Вы не представляете, как это интересно! - загорелась Наталья Александровна. - Неужели наша Шурочка сделалась так известна?! Хотя, безусловно, это именно она. Шура - великая женщина! Вы знаете, что в шестнадцать лет Александра Михайловна сдала экзамены за курс мужской гимназии!? А какие блестящие статьи она пишет в европейских газетах!

    -  Увы, я просто не в курсе дела. Давайте лучше спросим у Гутмахера, он жил в советское время и должен знать точнее. Мое поколение революцией не очень интересуется, понятно, кроме фанатов-отморозков.

    -  Кого? Что значит слово отморозки? - не поняла она. - Это те, кто обморозился?

    -  Нет, это новое выражение, его можно перевести, как глупый фанатик какой-нибудь идеи или личности. От безделья тинейджеры придумывают себе кумиров и им поклоняются. А самые тупо упертые считаются отморозками. Есть фаны звезд, направлений в моде, даже революции. От безделья придумывают себе развлечения и маются дурью.

    -  Что придумывают? - опять не поняла Наталья.

    -  Молодые люди, особенно в подростковом возрасте, - насмешливо объяснил я, - придумывают себе развлечения и заодно ищут врагов. У нас же главное, «кто виноват», а потом уже мы начинаем думать, «что делать».

Быстрый переход