Изменить размер шрифта - +
Сложные любовные многоходовки меня никогда не привлекали. Особенно, если в дело шли русская трагичность и душевные надрывы. Любителей бесконечно выяснять отношения вместо того, чтобы просто любить или, в крайнем случае, ненавидеть, больше чем достаточно, но это совсем не мое амплуа. Потому я не поддержал тему любовного многоугольника и вернул руки на старое место, под теплую полу шубы Коллонтай.

    -  Ты только посмотри, какая чудесная ночь! - воскликнула Александра Михайловна, вздрагивая от особенно откровенной ласки, внешне стараясь остаться спокойной светской дамой.

    Я мельком глянул в небольшое окошко. Ничего необыкновенного, на мой взгляд, во вьюжной ночи не было. Только то, что от выпавшего снега стало немного светлее, но так, чтобы можно было любоваться зимними панорамами Подмосковья.

    -  Да, красиво, - неопределенно ответил я. Потом добавил, чтобы сделать ей приятное: - Действительно, чудесная ночь.

    -  Тебе не кажется, что снежинки похожи на белых пчел, которые летят в свой огромный улей? Посмотри, какие расплывчатые очертания леса и поля, как это не похоже на Италию, и как все у нас величественно и масштабно. Мне кажется, что в России, огромной, бедной, несчастной, заложен дух нового времени. Уже ее бесконечные размеры имеют космические масштабы. А здесь такая мне знакомая красота очертаний, и здесь я начала постигать основы марксизма! Когда наш народ, наконец, станет свободным и счастливым, и мы, гордые и сильные люди, создадим новый прекрасный мир!

    -  И в огороде у нас будет расти бузина, а в Киеве жить дядька, - так и хотелось сказать мне, запутанному этой феерической женщиной в красотах ветреной осенней ночи и гимне освобожденного труда.

    -  Тогда, когда труд станет свободным, а люди гордыми и красивыми, только тогда нам, революционерам, по-настоящему можно будет посвятить себя искусству, - докончила свой монолог Александра Михайловна.

    Я промычал что-то одобрительное. Она не слушала, упиваясь красотой и звучностью своих слов:

    -  Ты любишь стихи? - меняя тему разговора, спросила она.

    -  Вообще-то люблю.

    -  Прочитай то, что тебе особенно нравится.

    Сбитый с «темпа» странными переменами в настроении молодой женщины, резко меняющимся, не в «контексте» происходящего действия, я с усилием выбрался из эротической расслабленности.

    -  Что тебе прочитать? Ты любишь лирическую поэзию? - чтобы только что-то сказать, спросил я.

    -  Да, да, она чудесная! - с неожиданным пылом воскликнула Шурочка. - Я люблю, люблю!

    -  Вообще поэзию? - только и нашелся глупо переспросить я.

    -  Я люблю все возвышенное! Все тонкое и изящное! А ты, ты любишь?!

    Шурочка говорила взволновано, с напором. Мне показалось, что я пропустил какой-то момент разговора, таким неожиданным и необъяснимым был ее восторг.

    -  Да, да, конечно, я тоже, - тусклым голосом ответил я.

    -  Ах, как трудно встретить сердце, которое бьется в унисон с твоим! - далее заявила революционерка и почему-то заплакала.

    Я прижал ее к себе и начал молча гладить влажные от слез щеки. Что с ней происходит, я попросту не понимал. Пришлось, как она и просила, привлечь на свою сторону поэзию. Хорошие стихотворения - замечательная палочка-выручалочка, особенно когда не знаешь, что говорить:

    Снег идет, снег идет.

    К белым звездочкам в буране

    Тянутся цветы герани

    За оконный переплет.

Быстрый переход