Обращаясь к гонцу, он спросил:

— На чем вы сюда приехали?

— На карете, милорд. А второй экипаж следовал в Царское Село пустым.

Лорд Чарнок улыбнулся.

Это означало, что граф Дэрем был в курсе того, что он уедет, как только прочтет письмо от лорда Пальмерстона.

— Советую вам пойти позавтракать, — сказал он гонцу. — Через час мы выезжаем.

— Хорошо, милорд.

Лорд Чарнок отправился на поиски адъютанта Его Величества: во-первых, для того, чтобы попросить встречи с императором, а во-вторых, чтобы передать Полине известие о своем отъезде.

Он не забыл обещания относительно того, что не уедет из России, не предупредив ее об этом, — и был немало раздосадован тем, что она только попросила передать ему пожелания доброго пути, а сама не пришла с ним попрощаться. Почему-то он был уверен, что она обязательно придет.

«Мне хотелось ее увидеть», — признался лорд Чарнок себе, в то время как карета отъезжала от дворца.

Он был рад, что уезжает из России — и в то же время ему было очень неспокойно из-за того, что он оставляет Полину одну. Лорд Чарнок успокаивал себя тем, что сделал для девушки все, что мог, и ему нет нужды о ней тревожиться. В конце концов, княгиня должна будет о ней заботиться, а рано или поздно она станет самостоятельной.

И, тем не менее, вскоре он снова поймал себя на мысли о том, что самостоятельности девушке было бы легче учиться в Англии.

Он хмуро смотрел на резвую четверку лошадей, быстро увлекавших вперед карету, увозящую его все дальше от Царского Села. Дорога оттуда в Санкт-Петербург была всего одна — и поскольку по ней ездил царь, то она была, несомненно, самой лучшей в России, совершенно непохожей на разбитые пыльные или грязные — в зависимости от погоды — дороги в других частях этой огромной страны. Продвигаясь по ним, путники обычно проводили долгие часы или даже дни в пути, подскакивая на бесконечных ухабах и рытвинах.

День был ясным, и залитая солнечным светом местность выглядела весьма привлекательной, но лорд Чарнок продолжал думать о Полине и удивляться, почему мысли об этой девушке преследуют его. Как она могла так равнодушно расстаться с ним, даже не попрощавшись.

У нее были такие выразительные глаза! А лорд Чарнок был слишком опытен, чтобы не заподозрить то чувство, которое она начинала к нему испытывать, — не только из-за того, что он был для нее воплощением надежности и безопасности, но и потому, что она наконец разглядела в нем привлекательного мужчину. Не то чтобы он даже на секунду допустил мысль о том, что она его любит — но с того времени, как они вместе плыли сначала на британском корабле, а потом на императорской яхте «Ижора», он постепенно становился все более близким для нее человеком.

«Но это просто потому, что она еще очень юная, а мир кажется ей таким пугающим», — говорил себе лорд Чарнок.

Потом он вспомнил графиню Наталью и ее чувственные ласки. Она обвивалась вокруг него с гибкостью змеи, но почему-то его это не возбуждало, а заставляло чувствовать желание поскорее высвободиться из сомкнувшихся вокруг него объятий, которые казались не лаской, а стальными оковами. Теперь он мог быть уверен в том, что больше никогда ее не увидит — или, по крайней мере, надеяться на это. Конечно, будучи русской, она оставалась непредсказуемой: попадая во власть страсти, эти люди начинали вести себя совершенно нецивилизованным образом, забывая всякие правила приличия!

Это заставило его вспомнить о князе Алексисе — и лорд Чарнок мрачно нахмурил брови. Ему пришло в голову, что он зря уехал, не увидевшись с Полиной. И ему, уж во всяком случае, следовало высказать ей, что, если князь станет совершенно неуправляемым, она может попросить британского посла отправить ее обратно в Англию.