Rollo Martins' usual line was the writing of cheap, paper covered Westerns under the name of Buck Dexter. His public was large but unremunerative. He couldn't have afforded Vienna if Lime had not offered to pay his expenses when he got there out of some vaguely described propaganda fund. He could also, he said, keep him supplied with paper Bafs—the only currency in use from a penny upwards in British hotels and clubs. So it was with exactly five unusable pound notes that Martins arrived in Vienna.

An odd incident had occurred at Frankfurt (странный случай приключился во Франкфурте) where the plane from London grounded for an hour (где самолет из Лондона приземлился на час). Martins was eating a hamburger in the American canteen (Мартинс ел гамбургер в американском буфете) (a kindly air line supplied the passengers with a voucher (любезная авиакомпания снабжала пассажиров ваучером) for 65 cents of food (на 65 центов еды)) when a man he could recognise from twenty feet away as a journalist (когда человек в котором он на расстоянии двадцати футов мог признать журналиста) approached his table (приблизился к его столу).

"You Mr. Dexter (вы мистер Декстер)?" he asked (спросил он).

"Yes," Martins said, taken off his guard (пойманный врасплох: «взятый вне своей охраны»; guard — охрана, защита; гвардия).

"You look younger than your photographs (вы выглядите моложе, чем ваши фотографии)," the man said (сказал тот человек). "Like to make a statement (хотите сделать заявление)? I represent the local forces paper here (я представляю газету местных /размещенных здесь/ вооруженных сил). We'd like to know (мы бы хотели знать) what you think of Frankfurt (что вы думаете о Франкфурте)."

"I only touched down ten minutes ago (я только приземлился десять минут назад; to touch — касаться; down — вниз)."

"Fair enough (совершенно достаточно откровенно; fair — красивый; чистый; честный; полностью, совершенно, абсолютно)," the man said (человек сказал). "What about views on the American novel (что насчет взглядов на американский роман)?"

"I don't read them (я не читаю их)," Martins said (сказал Мартинс).

"The well known acid humour (хорошо известный едкий юмор; to know — знать)," the journalist said (сказал журналист). He pointed at a small grey-haired man (он указал на маленького седоволосого человека; grey — серый, седой) with two protruding teeth (с двумя торчащими зубами; to protrude — высовываться, выдаваться), nibbling a bit of bread (грызущего кусочек хлеба). "Happen to know (не знаете ли случайно: «случаетесь знать») if that's Carey (не Кэри ли это)?"

"No (нет). What Carey (какой Кэри)?"

"J. G. Carey of course (Дж. Г. Кэри конечно)."

"I've never heard of him (я никогда не слышал о нем)."

"You novelists live out of the world (вы романисты живете вне мира = в своем мире). He's my real assignment (он мое настоящее задание = собственно, он мое задание)," and Martins watched him make across the room (и Мартинс смотрел, как тот пересекает комнату) for the great Carey (к великому Кэри), who greeted him with a false headline smile (который встретил его фальшивой газетной улыбкой; headline — газетный заголовок), laying down his crust (кладя вниз свою корочку хлеба). Dexter wasn't the man's assignment (Декстер не был заданием этого человека), but Martins couldn't help feeling a certain pride (но Мартинс не мог отделаться от чувства некоторой гордости: «но Мартинс не мог помочь чувствовать некоторую гордость»)—nobody had ever before referred to him as a novelist (никто когда-либо раньше не обращался к нему как к романисту); and that sense of pride and importance (и это чувство гордости и важности) carried him over the disappointment (перенесло его через разочарование = смягчило разочарование) when Lime was not there to meet him at the airport (когда Лайм не был там, чтобы встретить его в аэропорте = оказалось, не встречал его).