– Ты действительно так думаешь? Или разыгрываешь комедию?
– Нет, почему?
– Ты никогда не задавал себе вопросов обо мне и Лоране?
От испуга его глаза стали круглыми, словно нарисованными.
– Какие вопросы ты хотела бы услышать?
Анн глубоко вздохнула, довольная тем, что он ничего не подозревал. Наконец-то, после стольких месяцев беспроглядной мглы, у нее наступил ясный день. Она пристально посмотрела отцу в глаза и сказала:
– Ты, конечно же, ни о чем не догадываешься, папа! Ты до сих пор не понял, что я люблю и что меня любят!
Он вздрогнул:
– Ты не сможешь переделать свою жизнь с этим юношей.
– Переделать жизнь, сделать жизнь! Ни с кем жизнь не делают!
– Я свою сделал с единственной женщиной – с твоей матерью, – произнес он с таким пафосом, будто стоял на подмостках.
– Ты и Мили – это было тридцать, нет, тридцать пять лет назад. В другую эпоху…
Он суетливо поддакнул:
– Да, конечно… Ты права… все изменилось с тех пор… – По его лицу пробежала тень какой-то мысли, и он добавил: – И все-таки – как же Луиза?..
– А что Луизе до моей жизни? – закричала Анн. – Если она чем-то недовольна, мы выставим ее и возьмем на ее место кого-нибудь другого!
– О нет, не выгоняй ее! Мы к ней так привыкли.
– Правильно, именно привыкли, но нужно уметь менять привычки!
Казалось, справедливость последнего замечания задела Пьера за живое. Он внимательно, с неподдельным испугом и восхищением посмотрел на дочь. Как будто на его глазах она без всяких усилий передвинула тяжелый предмет. Он поднялся, отбросил газету и заговорил вдруг с неоправданной экзальтацией. Глаза сверкали, слова во рту теснились, не уступая друг другу очередь на выход:
– Верно… Временами нужны жизненные перемены… Изменить все сверху донизу… Прошлое не должно мешать настоящему… Невозможно идти вперед, постоянно огладываясь назад…
Она удивленно выслушивала его одобрительное старческое подстрекательство. В который раз он понял все совершенно не так, совсем наоборот, и высказался напыщенно и запутанно. Подавленная и погрустневшая, она тихо сказала:
– Да, да, папа…
Закончилось все тем, что он умолк, сел в кресло и уткнулся в газету. И она отправилась на поиск бутылки с белым вином и пары стаканов. Налила ему, плеснула себе.
– Меня очень огорчает, папа, что ты ничем не занят, – подытожила она. – Неважно, чем. Любая работа, лишь бы она отбирала у тебя несколько часов в день. Ты с утра до вечера бродишь по дому. Для этого ты еще слишком молод. Ты хотя бы по объявлениям поискал.
– Но ты ведь знаешь, что я просматриваю их уже больше года, – жалостливо возразил он. – Столько раз мы уже об этом говорили.
Он отпил вина и продолжал:
– В общем-то, было тут одно предложение, на несколько месяцев. В магазинчике Коломбье… Мадам Жиродэ ищет кого-нибудь, кто смог бы сделать опись ее фондов… Может, это как раз то, что помогло бы мне вернуться к работе. Бедняжка, ревматические боли в суставах не позволяют ей вести дела. Жалованье, правда, невелико.
– Во всяком случае, это лучше, чем ничего, – заметила Анн. – И ты отказался?
– Я не сказал ни да, ни нет.
– Почему ты мне об этом не рассказал? Надеюсь, что согласиться еще не поздно. Это было бы для тебя весьма кстати.
Он словно расцвел, глаза стали голубыми-голубыми.
– Да-да, – сказал он, – эта работа по моей части. |