|
Вронский действительно преждевременно начинал плешиветь. Он весело засмеялся, показывая свои сплошные зубы, и, надвинув фуражку на лысину, вышел и сел в коляску. - В конюшню! - сказал он и достал было письма, чтобы прочесть их, но потом раздумал, чтобы не развлекаться до осмотра лошади. - "Потом!.." XXI Временная конюшня, балаган из досок, была построена подле самого гипподрома, и туда вчера должна была быть приведена его лошадь. Он еще не видал ее. В эти последние дни он сам не ездил на проездку, а поручил тренеру и теперь решительно не знал, в каком состоянии пришла и была его лошадь. Едва он вышел из коляски, как конюх его (грум), так называемый мальчик, узнав еще издалека его коляску, вызвал тренера. Сухой англичанин в высоких сапогах и в короткой жакетке, с клочком волос, оставленным только под подбородком, неумелою походкой жокеев, растопыривая локти и раскачиваясь, вышел навстречу. - Ну что Фру-Фру? - спросил Вронский по-английски. - Аll right, sir - все исправно, сударь, - где-то внутри горла проговорил голос англичанина. - Лучше не ходите, - прибавил он, поднимая шляпу. - Я надел намордник, и лошадь возбуждена. Лучше не ходить, это тревожит лошадь. - Нет, уж я войду. Мне хочется взглянуть. - Пойдем, - все так же не открывая рта, нахмурившись, сказал англичанин и, размахивая локтями, пошел вперед своею развинченною походкой. Они вошли в дворик пред бараком. Дежурный, в чистой куртке, нарядный, молодцеватый мальчик, с метлой в руке, встретил входивших и пошел за ними. В бараке стояло пять лошадей по денникам, и Вронский знал, что тут же нынче должен быть приведен и стоит его главный соперник, рыжий пятивершковый Гладиатор Махотина. Еще более, чем свою лошадь, Вронскому хотелось видеть Гладиатора, которого он не видал; но Вронский знал, что, по законам приличия конской охоты, не только нельзя видеть его, но неприлично и расспрашивать про него. В то время когда он шел по коридору, мальчик отворил дверь во второй денник налево, и Вронский увидел рыжую крупную лошадь и белые ноги. Он знал, что это был Гладиатор, но с чувством человека, отворачивающегося от чужого раскрытого письма, он отвернулся и подошел к деннику Фру-Фру. - Здесь лошадь Ма-к... Мак... никогда не могу выговорить это имя, - сказал англичанин через плечо, указывая большим, с грязным ногтем пальцем на денник Гладиатора. - Махотина? Да, это мой один серьезный соперник, - сказал Вронский. - Если бы вы ехали на нем, - сказал англичанин, - я бы за вас держал. - Фру-Фру нервнее, он сильнее, - сказал Вронский, улыбаясь от похвалы своей езде. - С препятствиями все дело в езде и в pluck, - сказал англичанин. Рluck, то есть энергии и смелости, Вронский не только чувствовал в себе достаточно, но, что гораздо важнее, он был твердо убежден, что ни у кого в мире не могло быть этого рluck больше, чем у него. - А вы верно знаете, что не нужно было большего потнения? - Не нужно, - отвечал англичанин. - Пожалуйста, не говорите громко. Лошадь волнуется. - прибавил он, кивая головою на запертый денник, пред которым они стояли и где слышалась перестановка ног по соломе. Он отворил дверь, и Вронский вошел в слабо освещенный из одного маленького окошечка денник. В деннике, перебирая ногами по свежей соломе, стояла караковая лошадь с намордником. |
