|
- После вас никого из господ мастеров нету. Хорошо ли так будет? - говорил он, натягивая ремень. - Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, - отвечал Левнн, с трудом удерживая улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице. "Да, - думал он, - вот это жизнь, вот это счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой... А тогда?.. Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!" Левин стал на ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду, выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною своею волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью, но опять ее улыбка успокоила его. Она подала ему руку, и они пошли рядом, прибавляя хода, и чем быстрее, тем крепче она сжимала его руку. - С вами я бы скорее выучилась, я почему-то уверена в вас, - сказала она ему. - И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, - сказал он, но тотчас же испугался того, что сказал, и покраснел. И действительно, как только он произнес эти слова, вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица, означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка. - У вас нет ничего неприятного? Впрочем, я не имею права спрашивать, - быстро проговорил он. - Отчего же?.. Нет, у меня ничего нет неприятного, - отвечала она холодно и тотчас же прибавила: - Вы не видели mademoiselle Linon? - Нет еще. - Подите к ней, она так вас любит. "Что это? Я огорчил ее. Господи, помоги мне!" - подумал Левин и побежал к старой француженке с седыми букольками, сидевшей на скамейке. Улыбаясь и выставляя свои фальшивые зубы, она встретила его, как старого друга. - Да, вот растем, - сказала она ему, указывая глазами на Кити, - и стареем. Tiny bear уже стал большой! - продолжала француженка, смеясь, и напомнила ему его шутку о трех барышнях, которых он называл тремя медведями из английской сказки. - Помните, вы, бывало, так говорили? Он решительно не помнил этого, но она уже лет десять смеялась этой шутке и любила ее. - Ну, идите, идите кататься. А хорошо стала кататься наша Кити, не правда ли? Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго, глаза смотрели так же правдиво и ласково, но Левину показалось, что в ласковости ее был особенный, умышленно спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о своей старой гувернантке, о ее странностях, она спросила его о его жизни. - Неужели вам не скучно зимою в деревне? - сказала она. - Нет, не скучно, я очень занят, - сказал он, чувствуя, что она подчиняет его своему спокойному тону, из которого он не в силах будет выйти, так же, как это было в начале зимы. - Вы надолго приехали? - спросила его Кити. - Я не знаю, - отвечал он, не думая о том, что говорит. Мысль о том, что если он поддастся этому ее тону спокойной дружбы, то он опять уедет, ничего не решив, пришла ему, и он решился возмутиться. - Как не знаете? - Не знаю. Это от вас зависит, - сказал он и тотчас же ужаснулся своим словам. Не слыхала ли она его слов, или не хотела слышать, но она как бы спотыкнулась, два раза стукнув ножкой, и поспешно покатилась прочь от него. |
