|
- Ну, если это цель, то я желал бы быть диким, - Ты и так дик.. Вы все Левины дики. Левин вздохнул. Он вспомнил о брате Николае, и ему стало совестно и больно, и он нахмурился; но Облонский заговорил о таком предмете, который тотчас же отвлек его. - Ну что ж, поедешь нынче вечером к нашим, к Щербацким то есть? - сказал он, отодвигая пустые шершавые раковины, придвигая сыр и значительно блестя глазами. - Да, я непременно поеду, - отвечал Левин. - Хотя мне показалось, что княгиня неохотно звала меня. - Что ты! Вздор какой! Это ее манера... Ну давай же, братец, суп!.. Это ее манера, grande dame, - сказал Степан Аркадьич. - Я тоже приеду, но мне на спевку к графине Баниной надо. Ну как же ты не дик? Чем же объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня опрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно: ты делаешь всегда то, что никто не делает. - Да, - сказал Левин медленно и взволнованно. - Ты прав, я дик. Но только дикость моя не в том, что я уехал, а в том, что я теперь приехал. Теперь я приехал. - О, какой ты счастливец! - подхватил Степан Аркадьич, глядя в глаза Левину. - Отчего? - Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам, юношей влюбленных узнаю по их глазам, - продекламировал Степан Аркадьич. - У тебя все впереди. - А у тебя разве уж назади? - Нет, хоть не назади, но у тебя будущее, а у меня настоящее - так, в пересыпочку. - А что? - Да нехорошо. Ну, да я о себе же хочу говорить, и к тому же объяснить всего нельзя, - сказал Степан Аркадьич. - Так ты зачем же приехал в Москву?.. Эй, принимай! - крикнул он татарину. - Ты догадываешься? - отвечал Левин, не спуская со Степана Аркадьича своих в глубине светящихся глаз. - Догадываюсь, но не могу начать говорить об этом. Уж по этому ты можешь видеть, верно или не верно я догадываюсь, - сказал Степан Аркадьич, с тонкою улыбкой глядя на Левина. - Ну что же ты скажешь мне? - сказал Левин дрожащим голосом и чувствуя, что на лице его дрожат все мускулы. - Как ты смотришь на это? Степан Аркадьич медленно выпил свой стакан шабли, не спуская глаз с Левина. - Я? - сказал Степан Аркадьич, - я ничего так не желал бы, как этого, ничего. Это лучшее, что могло бы быть. - Но ты не ошибаешься? Ты знаешь, о чем мы говорим? - проговорил Левин, впиваясь глазами в своего собеседника. - Ты думаешь, что это возможно? - Думаю, что возможно. Отчего же невозможно? - Нет, ты точно думаешь, что это возможно? Нет, ты скажи все, что ты думаешь! Ну, а если, если меня ждет отказ?.. И я даже уверен... - Отчего же ты это думаешь? - улыбаясь на его волнение, сказал Степан Аркадьич. - Так мне иногда кажется. Ведь это будет ужасно и для меня и для нее. - Ну, во всяком случае для девушки тут ничего ужасного нет. Всякая девушка гордится предложением. - Да, всякая девушка, но не она. Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт - это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт - она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого. |
