|
Члены этой депутации не имели ни малейшего понятия о своей роли и обязанности. Они были наивно уверены, что их дело состоит в том, чтоб излагать свои нужды и настоящее положение вещей, прося помощи правительства, и решительно не понимали, что некоторые заявления и требования их поддерживали враждебную партию и потому губили все дело. Алексей Александрович долго возился с ними, написал им программу, из которой они не должны были выходить, и, отпустив их, написал письма в Петербург для направления депутации. Главным помощником в этом деле должна была быть графиня Лидия Ивановна. Она была специалистка в деле депутаций, и никто, как она, не умел муссировать и давать настоящее направление депутациям. Окончив это, Алексей Александрович написал и письмо адвокату. Он без малейшего колебания дал ему разрешение действовать по его благоусмотрению. В письмо он вложил три записки Вронского к Анне, которые нашлись в отнятом портфеле. С тех пор, как Алексей Александрович выехал из дома с намерением не возвращаться в семью, и с тех пор, как он был у адвоката и сказал хоть одному человеку о своем намерении, с тех пор особенно, как он перевел это дело жизни в дело бумажное, он все больше и больше привыкал к своему намерению и видел теперь ясно возможность его исполнения. Он запечатывал конверт к адвокату, когда услыхал громкие звуки голоса Степана Аркадьича. Степан Аркадьич спорил со слугой Алексея Александровича и настаивал на том, чтоб о нем было доложено. "Все равно, - подумал Алексей Александрович, - тем лучше: я сейчас объявлю о своем положении в отношении к его сестре и объясню, почему я не могу обедать у него". - Проси! - громко проговорил он, сбирая бумаги и укладывая их в бювар. - Но вот видишь ли, что ты врешь, и он дома! - ответил голос Степана Аркадьича лакею, не пускавшему его, и, на ходу снимая пальто, Облонский вошел в комнату. - Ну, я очень рад, что застал тебя! Так я надеюсь... - весело начал Степан Аркадьич. - Я не могу быть, - холодно, стоя и не сажая гостя, сказал Алексей Александрович. Алексей Александрович думал тотчас стать в те холодные отношения, в которых он должен был быть с братом жены, против которой он начинал дело развода; но он не рассчитывал на то море добродушия, которое выливалось из берегов в душе Степана Аркадьича. Степан Аркадьич широко открыл свои блестящие, ясные глаза. - Отчего ты не можешь? Что ты хочешь сказать? с недоумением сказал он по-французски. - Нет, уж это обещано. И мы все рассчитываем на тебя. - Я хочу сказать, что не могу быть у вас, потому что те родственные отношения, которые были между нами, должны прекратиться. - Как? То есть как же? Почему? - с улыбкой проговорил Степан Аркадьич. - Потому что я начинаю дело развода с вашею сестрой, моею женой. Я должен был... Но Алексей Александрович еще не успел окончить своей речи, как Степан Аркадьич уже поступил совсем не так, как он ожидал. Степан Аркадьич охнул и сел в кресло. - Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь! - вскрикнул Облонский, и страдание выразилось на его лице. - Это так. - Извини меня, я не могу и не могу этому верить... Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо нужно будет объясняться, и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же. |
