|
- Но мы не об этом говорим. - Нет, об этом самом. И поверь, что для меня женщина без сердца, будь она старуха или не старуха, твоя мать или чужая, не интересна, и я ее знать не хочу. - Анна, я прошу тебя не говорить неуважительно о моей матери. - Женшина, которая не угадала сердцем, в чем лежат счастье и честь ее сына, у той нет сердца. - Я повторяю свою просьбу не говорить неуважительно о матери, которую я уважаю, - сказал он, возвышая голос и строго глядя на нее. Она не отвечала. Пристально глядя на него, на его лицо, руки, она вспоминала со всеми подробностями сцену вчерашнего примирения и его страстные ласки. "Эти, точно такие же ласки он расточал и будет и хочет расточать другим женщинам!" - думала она. - Ты не любишь мать. Это все фразы, фразы и фразы! - с ненавистью глядя на него, сказала она. - А если так, то надо... - Надо решиться, и я решилась, - сказала она и хотела уйти, но в это время в комнату вошел Яшвин. Анна поздоровалась с ним и остановилась. Зачем, когда в душе у нее была буря и она чувствовала, что стоит на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред чужим человеком, который рано или поздно узнает же все, - она не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем. - Ну, что ваше дело? получили долг? - спросила она Яшвина. - Да ничего; кажется, что я не получу всего, а в середу надо ехать. А вы когда? - сказал Яшвин, жмурясь поглядывая на Вронского и, очевидно, догадываясь о происшедшей ссоре. - Кажется, послезавтра, - сказал Вронский. - Вы, впрочем, уже давно собираетесь. - Но теперь уже решительно, - сказала Анна, глядя прямо в глаза Вронскому таким взглядом, который говорил ему, чтобы он и не думал о возможности примирения. - Неужели же вам не жалко этого несчастного Певцова? - продолжала она разговор с Яшвиным. - Никогда не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведь мое все состояние тут, - он показал на боковой карман, и теперь я богатый человек; а нынче поеду в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится - тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и в этом-то удовольствие. - Ну, а если бы вы были женаты, - сказала Анна, - каково бы вашей жене? Яшвин засмеялся. - Затем, видно, и не женился и никогда не собирался. - А Гельсингфорс? - сказал Вронский, вступая в разговор, и взглянул на улыбнувшуюся Анну. Встретив его взгляд, лицо Анны вдруг приняло холодно-строгое выражение, как будто она говорила ему: "Не забыто. Все то же". - Неужели вы были влюблены? - сказала она Яшвину. - О господи! сколько раз! Но, понимаете, одному можно сесть за карты, но так, чтобы всегда встать, когда придет время rendez-vous. А мне можно заниматься любовью, но так, чтобы вечером не опоздать к партии. Так я и устраиваю. - Нет, я не про то спрашиваю, а про настоящее. - Она хотела сказать Гельсингфорс; но не хотела сказать слово, сказанное Вронским. Приехал Войтов, покупавший жеребца; Анна встала и вышла из комнаты. |
