|
- Я не хотел показывать потому, что Стива имеет страсть телеграфировать; что ж телеграфировать, когда ничто не решено? - О разводе? - Да, но он пишет: ничего еще не мог добиться. На днях обещал решительный ответ. Да вот прочти. Дрожащими руками Анна взяла депешу и прочла то самое, что сказал Вронский. В конце еще было прибавлено: надежды мало, но я сделаю все возможное и невозможное. - Я вчера сказала, что мне совершенно все равно, когда я получу и даже получу ли развод, - сказала она покраснев. - Не было никакой надобности скрывать от меня. "Так он может скрыть и скрывает от меня свою переписку с женщинами", - подумала она. - А Яшвин хотел приехать нынче утром с Войтовым, - сказал Вронский, - кажется, что он выиграл с Певцова все, и даже больше того, что тот может заплатить, - около шестидесяти тысяч. - Нет, - сказала она, раздражаясь тем, что он так очевидно этой переменой разговора показывал ей, что она раздражена, - почему же ты думаешь, что это известие так интересует меня, что надо даже скрывать? Я сказала, что не хочу об этом думать, и желала бы, чтобы ты этим так же мало интересовался, как и я. - Я интересуюсь потому, что люблю ясность, - сказал он. - Ясность не в форме, а в любви, - сказала она, все более и более раздражаясь не словами, а тоном холодного спокойствия, с которым он говорил. - Для чего ты желаешь этого? "Боже мой, опять о любви", - подумал он, морщась. - Ведь ты знаешь для чего: для тебя и для детей, которые будут, - сказал он. - Детей не будет. - Это очень жалко, - сказал он. - Тебе это нужно для детей, а обо мне ты не думаешь? - сказала она, совершенно забыв и не слыхав, что он сказал: "для тебя и для детей". Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший ее. Его желание иметь детей она объясняла себе тем, что он не дорожил ее красотой. - Ах, я сказал: для тебя. Более всего для тебя, - морщась, точно от боли, повторил он, - потому что я уверен, что бо'льшая доля твоего раздражения происходит от неопределенности положения. "Да, вот он перестал теперь притворяться, и видна вся его холодная ненависть ко мне", подумала она, не слушая его слов, но с ужасом вглядываясь в того холодного и жестокого судью, который, дразня ее, смотрел из его глаз. - Причина не та, - сказала она, - и я даже не понимаю, как причиной моего, как ты называешь, раздражения может быть то, что я нахожусь совершенно в твоей власти. Какая же тут неопределенность положения? Напротив. - Очень жалею, что ты не хочешь понять, - перебил он ее, с упорством желая высказать свою мысль, - неопределенность состоит в том, что тебе кажется, что я свободен. - Насчет этого ты можешь быть совершенно спокоен, - сказала она и, отвернувшись от него, стала пить кофей. Она подняла чашку, отставив мизинец, и поднесла ее ко рту. Отпив несколько глотков, она взглянула на него и по выражению его лица ясно поняла, что ему противны были рука, и жест, и звук, который она производила губами. - Мне совершенно все равно, что думает твоя мать и как она хочет женить тебя, - сказала она, дрожащею рукой ставя чашку. - Но мы не об этом говорим. |
