Кити тоже не приехала, прислав записку, что у нее голова болит. Долли и Анна обедали одни с детьми и англичанкой. Потому ли, что дети
непостоянны или очень чутки и почувствовали, что Анна в этот день совсем не такая, как в тот, когда они так полюбили ее, что она уже не занята
ими, - но только они вдруг прекратили свою игру с тетей и любовь к ней, и их совершенно не занимало то, что она уезжает. Анна все утро была
занята приготовлениями к отъезду. Она писала записки к московским знакомым, записывала свои счеты и укладывалась. Вообще Долли казалось, что она
не в спокойном духе, а в том духе заботы, который Долли хорошо знала за собой и который находит не без причины и большею частью прикрывает
недовольство собою. После обеда Анна пошла одеваться в свою комнату, и Долли пошла за ней.
- Какая ты нынче странная! - сказала ей Долли - Я? ты находишь? Я не странная, но я дурная. Эх, бывает со мной. Мне все хочется плакать.
Это очень глупо, но это проходит, - сказала быстро Анна и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку, в который она укладывала ночной
чепчик и батистовы платки. Глаза ее особенно блестели и беспрестанно подергивались слезами. - Так мне из Петербурга не хотелось уезжать, а
теперь отсюда не хочется.
- Ты приехала сюда и сделала доброе дело, - сказала Долли, внимательно высматривая ее.
Анна посмотрела на нее мокрыми от слез глазами.
- Не говори этого, Долли. Я ничего не сделала, не могла сделать. Я часто удивляюсь, зачем люди сговорились портить меня. Что я сделала и
что могла сделать? У тебя в сердце нашлось столько любви, чтоб простить...
- Без тебя бог знает что бы было! Какая ты счастливая, Анна! - сказала Долли. - У тебя все в душе ясно и хорошо.
- У каждого есть в душе свои skeletons, как говорят англичане.
- Какие же у тебя skeletons? У тебя все так ясно.
- Есть! - вдруг сказала Анна, и неожиданно после слез хитрая, смешливая улыбка сморщила ее губы.
- Ну, так они смешные, твои skeletons, а не мрачные, - улыбаясь, сказала Долли.
- Нет, мрачные. Ты знаешь, отчего я еду нынче, а не завтра? Это признание, которое меня давило, я хочу тебе его сделать, - сказала Анна,
решительно откидываясь на кресле и глядя прямо в глаза Долли.
И, к удивлению своему, Долли увидала, что Анна покраснела до ушей, до вьющихся черных колец волос на шее.
- Да, - продолжала Анна. - Ты знаешь, отчего Кити не приехала обедать?
Она ревнует ко мне. Я испортила...я была причиной того, что бал этот был для нее мученьем, а не радостью. Но, право, право, я не виновата,
или виновата немножко, - сказала она, тонким голосом протянув слово "немножко".
- О, как ты это похоже сказала на Стиву! - смеясь, сказала Долли.
Анна оскорбилась.
- О нет, о нет! Я не Стива, - сказала она, хмурясь. - Я оттого говорю тебе, что я ни на минуту даже не позволяю себе сомневаться в себе, -
сказала Анна.
Но в ту минуту, когда она выговаривала эти слова, она чувствовала, что они несправедливы; она не только сомневалась в себе, она чувствовала
волнение при мысли о Вронском и уезжала скорее, чем хотела, только для того, чтобы больше не встречаться с ним.
- Да, Стива мне говорил, что ты с ним танцевала мазурку и что он...
- Ты не можешь себе представить, как это смешно вышло. |