Не знаю, кто этим больше огорчён — Анна с Жанной или я, успевшая потратить на глажку кучу времени и сил. Сейчас я даже не знаю, кого больше хочу ударить гладилкой: Матильду или её противных дочурок.
— Займись делом, — бросает мачеха и выплывает из комнаты. — Не успеешь — пеняй на себя.
Стоит ей выйти, и Жанна хватает меня за волосы с одной стороны, а Анна — с другой.
— Это ты во всём виновата! — шипят сёстры с двух сторон. — Если бы ты не была такой медлительной дурёхой, наши платья были бы уже готовы. Тупая ленивая Золушка!
Они сильно дёргаю меня за волосы и уходят, обещая мне огромные неприятности, если работа не будет закончена до вечера. Поднимаю платья с пола и осматриваю. Ну что же, всё не так плохо, начинать с самого начала не потребуется, так, немного пройтись гладилкой.
Наряд Матильды отнимает куда больше времени, чем платья её дочерей. Пока я наконец-то привожу в порядок праздничную камизу, котту и сюрко, ощущаю, как руки превращаются в неуклюжие непослушные хозяйке плети, а спину так ломит, словно я постарела лет на двадцать и превратилась в жалкую старуху. А ведь ещё предстоит наряжать мачеху, а это тоже отнимет немало сил.
За окнами начинает смеркаться, когда я возвращаюсь к платьям Жанны и Анны. Тем не менее времени ещё вполне достаточно, так что я, ещё могу успеть к началу бала.
Ну, если Матильда согласится взять меня с собой. Впрочем, я даже готова отправиться в королевский замок пешком, благо до него не так уж и долго идти. Папа говорил, что от нашего дома до дворца около семи лье — сущие пустяки для Аннабель, если она хочет попасть на торжество.
— Если всё будет хорошо, — говорю я в то время, как Матильда осматривает приготовленный наряд, — можно я поеду вместе с вами? Пожалуйста, я так хочу побывать на королевском балу!
Матильда на мгновение замирает, а после бросает косой взгляд на меня. Такое ощущение, будто меня колют спицей — взгляд холодный и неприятный. Потом мачеха косится на дочерей, которые терпеливо и молчаливо (что на них не похоже) ожидают своей очереди.
— Посмотрим, — цедит сквозь зубы Матильда. — Отнеси платье в мою комнату.
В комнате не осталось ничего, что напоминало бы о том, что прежде здесь жил папа. Нет ружья на стене, из которого папа застрелил гигантского медведя-людоеда; нет большой деревянной шкатулки с оленем на крышке, которую папе подарила мама, а шкуры на полу сменили толстые ковры. И ещё это изобилие розового цвета, от которого у меня очень скоро начинают болеть глаза.
— Когда приготовишь платья Жанны и Анны, — мачеха садится в кресло и касается лба пальцами, как всегда, когда хочет показать, что от размышлений у неё болит голова. — Отправляйся в кладовую. Там я случайно рассыпала два мешка, с фасолью и горохом. Отдели одно от другого. Если успеешь всё сделать до нашего отъезда — возьму с собой на бал.
Она шутит? Как вообще можно было случайно рассыпать крепко завязанные мешки? Или… это произошло не случайно? Тем не менее я киваю.
— Хорошо, — говорю я. — Тогда я точно смогу поехать?
— Точно, — мачеха вроде бы соглашается, но что-то в её голосе… Я уже научилась определять хорошо скрытую фальшь и сейчас чувствую, что Матильда лукавит.
Не знаю, было ли это частью плана мачехи, но когда возвращаюсь к её дочерям, обе заявляют, что они передумали и желают надеть на бал другие платья. При этом обе гадины переглядываются и с трудом прячут ухмылки. В этот момент их прыщавые лица кажутся мне особо неприятными, напоминая морды мерзких бородавчатых жаб.
Успокоив разгулявшиеся нервы, занимаюсь нарядами. Я сосредоточена, отлично понимая, что нельзя допустить ни единой ошибки. Не обращая внимания на подначки и издевательства сестёр, я довожу дело до конца и отдаю наряды. |