В лесах, западнее Пуртула, опять объявилась крупная банда и теперь на главном тракте неспокойно. Отряды солдат пытались прочёсывать леса, но так никого и не нашли. А посему торговцы и крестьяне вынуждены собираться в большие обозы, которые охраняют наёмные ландскнехты. Впрочем, охрана едва ли лучше тех, от кого они оберегают путников и часто обозников обчищают сами охранники.

В окрестностях продолжает свирепствовать странная болезнь, начавшаяся где-то с полгода назад. Люди, без видимых признаков хвори, теряют силы и волю к жизни, превращаясь в каких-то живых покойников. Приглашали известного знахаря, Николя-трёхпалого, но все его снадобья оказались бессильны, так же, как и молитвы гаварданского священника. Кто-то сказал, де местные жители чересчур большие грешники, и пока все не покаются, проклятье продолжит висеть над округой.

— Ладно, пошёл я. — говорит в конце концов Луи. — А ты — держись.

— Постараюсь.

Луи поднимает светильник и продолжает обход. К этому времени солнце окончательно прячется и наступает темнота. Мне ещё предстоит мыть посуду и чистить печку. Потом — греть воду для Матильды и её дочек. И попробуй нагреть недостаточно или перегреть — недосчитаешься волос на голове. Или забудь положить в кровати тёплые камни — тут пахнет ударом в живот или затрещиной.

Вздохнув, я вытираю руки о передник и иду в дом.

Этот вечер оказывается самым тихим и спокойным из всех, за последнее время. Матильда перебрала с вином и едва ворочает языком. Пока я готовлю мачеху ко сну, она пытается объяснить мне, что её отношение — на самом деле забота о том, чтобы я выросла достойной девушкой. Интересно, почему же она так же не заботится о своих дочерях? Кому-кому, а вот им не помешала бы хорошая трёпка.

Например, за те щипки, которые я получаю от них, пока помогаю переодеваться и ложиться в кровати. Анна сонно требует рассказать её интересную историю, чтобы она могла заснуть, а Жанна приказывает оставить свет, потому что ей страшно, когда темно.

А ведь обе — старше, чем я. А мне приходится спать в темноте на неудобном сундуке.

Всё, наконец я полностью свободна.

Отправляюсь за дом, по пути успевая дернуть за хвост Поля, который сидит, уставившись в ночное небо. Кот мерзко орёт и пытается ударить меня когтями. Ага, так я тебе это и позволила! Посмеиваюсь и обхожу сарай, в котором мы храним хворост и дрова. Тут имеется один секрет, про который знаю только я. Ну, сейчас только я. А прежде о нём знал ещё и папа. Ругался на свою непутёвую дочь, но так ничего и не сделал.

Нужно ухватиться рукой за щель между досками задней стены сарая, а после вставить ногу в щель забора. Теперь подтянуться и взяться за верхнее бревно. Главное не попасть на один из деревянных шипов, торчащих вверху. Вот тут в ограде ещё одна щель, так что можно стоять и держаться за крышу сарая. Ф-фух, прямо перед лицом пролетают летучие мыши! Чуть вниз не свалилась из-за этой напасти.

Ладно, продолжаем. Упираясь ногами в забор, заползаю на крышу. Осталось разбежаться и прыгнуть. Всякий раз, когда делаю это в темноте, кажется, будто земли внизу нет, и я лечу в абсолютной пустоте — дух захватывает! Прямо перед лицом из мрака возникает ветка дерева, и я хватаюсь за неё обеими руками. Пальцы скользят, но я всё же удерживаюсь и ветвь медленно опускается вниз, покуда я не касаюсь подошвами земли.

— Когда-нибудь твои безумства закончатся сломанной ногой, — доносится голос из зарослей. — Мне, откровенно говоря, страшно на это смотреть, даже не представляю, что ощущаешь ты.

— А мне нравится, — потираю ладони и морщусь. — Чувствую себя птичкой.

Из темноты выходит человек в плаще с капюшоном, наброшенным на голову. Лица не видно.

— Когда я была в Перпиньяне, — Бер отбрасывает капюшон, — то видела там смешного зверька.